Подземелья Ватикана. Фальшивомонетчики - Андре Жид

Он расхаживал по комнате; остановился у стола, взял одеколон, вылил на платок ароматную струю, приложил мокрый платок ко лбу и так оставил.

– Мой юный друг… позвольте мне так называть вас… Кажется, у меня получается новая книга! По тому, что вы так нелицеприятно сказали мне о «Воздухе вершин» тогда, в Париже, я думаю, что эта не оставит вас равнодушным.

Ноги его изобразили нечто вроде антраша; платок упал на пол; Лафкадио поспешил поднять его и, нагнувшись, почувствовал, как рука Жюльюса ласково легла ему на плечо – точно так, как когда-то рука старого Жюста-Аженора. Лафкадио с улыбкой распрямился.

– Я так недавно вас узнал, – сказал Жюльюс, – но сегодня не могу удержаться – хочу поговорить с вами, как…

Он запнулся.

– Если вы мне позволяете, господин де Барайуль, – ответил Лафкадио, осмелев, – я готов вас выслушать, как брат.

– Видите ли, Лафкадио, в тех кругах, где я вращался в Париже, среди тех, с кем встречаюсь обычно: светских людей, духовенства, литераторов, академиков, – я, по правде сказать, не вижу никого, с кем можно разговаривать, – я хотел сказать, кому можно поверить волнующие меня новые мысли. Потому что, должен вам признаться, со времени нашей первой встречи мои взгляды совершенно переменились.

– А, это здорово! – бесцеремонно ответил Лафкадио.

– Вы не присяжный литератор, вы не поймете, до чего мешает искаженная этика проявиться свободному творчеству. И вот – мой новый роман как нельзя более далек от всех прежних. Логики, причинности требовал я от своих персонажей, а для большей уверенности в ней – прежде всего от самого себя; так вот – это и неестественно. Нам проще жить поддельной жизнью, чем не походить на портрет, который мы сами с себя предварительно набросали; это абсурд; мы так можем испортить себе все самое лучшее.

Лафкадио все это время улыбался: ему было забавно узнавать отдаленные отзвуки своих мыслей; он ждал, когда они проявятся яснее.

– Что вам сказать, Лафкадио? У меня впервые развязаны руки. Понимаете ли вы, что это значит – когда руки развязаны? Я говорю себе: так оно и всегда было; повторяю себе: так оно всегда и есть; прежде на мне только и было пут, что нечистые соображения о карьере, о мнении публики и неблагодарных судей, от которых поэт напрасно ожидает награды. Отныне ничего не буду ждать, кроме как от себя. Отныне от себя всего ожидаю; всего – от искреннего человека, а требовать могу чего угодно, ибо теперь предчувствую в себе самом самые неожиданные возможности. И так как все это лишь на бумаге, я смею дать им волю. А там видно будет!

Он тяжело дышал, откидывал плечо назад, причем лопатка задиралась как бы на манер крыла, будто он задыхался от новых затруднений. Потом он смущенно продолжил, понизив голос:

– И раз уж господа академики видеть меня не хотят, я дам им славный повод меня не принимать – раньше ведь у них его не было. Не было! – вдруг выкрикнул он, почти пропищав эти слова. Помолчал и продолжил спокойнее: – И вот что я придумал… Вы слушаете меня?

– Телом и душой, – ответил Лафкадио, по-прежнему посмеиваясь.

– Следуете за моей мыслью?

– Хоть в пекло.

Жюльюс опять намочил платок и уселся в кресло; Лафкадио сел напротив него верхом на стул.

– Герой – молодой человек, которого я хочу сделать преступником, убийцей.

– Не вижу затруднений.

– Как так! – воскликнул Жюльюс: ему затруднений как раз и хотелось.

– Вы писатель, кто вам мешает придумать что угодно, раз уж вы взялись придумывать?

– Чем необычней то, что я придумываю, тем больше оно должно быть объяснимо и мотивировано.

– Не так уж трудно придумать мотив для убийства.

– Да, конечно… только этого-то я и не хочу. Не хочу для преступления мотива – мотивирован должен быть только сам преступник. Да-да: я собираюсь подвести его к бесцельному преступлению – к желанию совершить убийство абсолютно немотивированное.

Лафкадио стал слушать внимательнее.

– Возьмем его совсем молоденьким: я хотел бы дать через это понять изящество его натуры; пусть его поступки определяются этим изяществом; пусть своей выгоде он всегда предпочитает свое удовольствие…

– Это, пожалуй, не совсем обыкновенно, – решился вставить Лафкадио.

– Правда? – восхищенно воскликнул Жюльюс. – Прибавим к этому, что ему доставляет удовольствие сдерживать себя.

– Даже до скрытности.

– Еще прибавим любовь к риску.

– Браво! – отозвался Лафкадио, веселясь все больше и больше. – И если он еще отзывчив к бесу любопытства – полагаю, ваш ученик готов на дело.

Так они наперебой перебрасывались фразами, как будто в чехарду играли.

Жюльюс. Сначала вижу, как он упражняется: мелкие кражи здорово ему удаются.

Лафкадио. И я часто удивлялся, почему он не ворует постоянно. Правда, случай украсть обычно представляется лишь тем, кто ни в чем не нуждается и на искушения не поддается.

Жюльюс. Ни в чем не нуждается – я же сказал, он как раз из таких. Но его соблазняют только такие случаи, которые требуют от него хитрости, ловкости…

Лафкадио. И, наверное, немножко наводят на него подозрения.

Жюльюс. Я же сказал: ему нравится рисковать. Впрочем, жульничество ему противно; он не желает приобретать – ему забавно тайком перемещать предметы. На это у него настоящий талант фокусника.

Лафкадио. И безнаказанность его поощряет…

Жюльюс. Но и отвращает вместе с тем. Если он не попался, значит, игра была сразу слишком проста.

Лафкадио. Он сам идет на максимальный риск.

Жюльюс. У меня он рассуждает так…

Лафкадио. Вы уверены, что он вообще рассуждает?

Жюльюс (не обращая внимания). …преступник выдает себя потому, что пошел на преступление по какой-то надобности.

Лафкадио. Мы же сказали, что он очень ловок.

Жюльюс. Да, до того ловок, что свое преступление совершает с холодной головой. Да вы представьте себе: убийство, не мотивированное ни страстью, ни нуждой. Вся причина его преступления – совершить его беспричинно.

Лафкадио. Причину ему даете вы, а он просто взял и сделал.

Жюльюс. И нет причины считать преступником того, кто без причины совершил преступление.

Лафкадио. Это уж слишком тонко. Вы его возвели на такую ступень, что его можно назвать свободным человеком.

Жюльюс. Зависящим от первой же случайности.

Лафкадио. Мне не терпится увидеть его в деле. Что вы ему предложите?

Жюльюс. Ну, тут я еще не совсем решил… Да-да, я сомневался до сегодняшнего вечера. И вдруг сегодня вечерняя газета в рубрике новостей дала мне как раз тот пример, что мне нужен. Поистине чудесное совпадение! Это ужасно: вообразите, вчера убили моего свояка!