Стеклянный трон - Сара Маас

«Можно подумать, что ассасин здесь не она, а я!» — мысленно усмехнулся принц.

— А как твои дела в зале? Готовишься? Никто из претендентов тебя не обижает?

— Дела мои идут великолепно, — ответила Селена, но уголки ее рта опустились. — Точнее, шли. После сегодняшнего события сомневаюсь, чтобы кому-то захотелось усложнять себе жизнь.

Дорин мгновенно сообразил: она говорила об убитом беглеце. Точнее, о том, кто лишь попытался стать беглецом.

— Это Шаол приказал убить Савена? — спросила Селена, покусывая нижнюю губу.

— Нет. Это был приказ моего отца — немедленно стрелять по каждому из вас, кто попытается бежать. Сомневаюсь, что Шаол вообще отдал бы такой приказ, — добавил принц, сам не зная, зачем это делает.

Его слова немного ее успокоили. Пугающая неподвижность ее взгляда стала исчезать. Селена молчала. Тогда принц с наигранной небрежностью спросил:

— А как тебе Шаол в качестве партнера по состязаниям?

Вопрос было совершенно невинный. Селена неопределенно пожала плечами. Этот жест мог означать что угодно.

— Меня устраивает, — сказала она. — Думаю, Шаол меня малость ненавидит, но в его положении это неудивительно.

— А почему ты думаешь, будто он тебя ненавидит? — спросил Дорин.

Странно, но внутренне он соглашался с ее словами.

— Потому что я — ассасин, а он — капитан королевской гвардии и должен унижаться, возясь с претенденткой на титул защитника его величества.

— А ты хотела бы, чтобы все было наоборот?

Дорин вяло улыбнулся. Вопрос получился не таким уж невинным.

Селена приблизилась на пару шагов, и у принца заколотилось сердце.

— Кому хочется быть предметом ненависти? Впрочем, я лучше предпочту быть ненавидимой, чем невидимой, — произнесла она слова, сложившиеся в странный каламбур. — Но особой разницы нет.

— Тебе одиноко? — спросил Дорин и почти сразу пожалел о своем вопросе.

— Одиноко? — переспросила Селена.

Только теперь она решилась усесться, и то на стул, что находился подальше от принца. Дорин боролся с желанием подойти ближе и прикоснуться к ее волосам. Неужели они действительно такие шелковистые, как кажется?

— Нет, ваше высочество. Мне не одиноко. Я вполне умею себя занимать, особенно если у меня достаточно книг.

Дорин смотрел на пламя в камине, стараясь не думать о жутком месте, именуемом Эндовьер. Он представил, какое пронзительное одиночество испытывала Селена там, где не было не только книг, но и многого другого, без чего человеческая жизнь опускается до уровня скотского существования.

— И все же я сомневаюсь, чтобы тебе постоянно хватало общества себя самой.

— Вы хотите это исправить? — засмеялась она. — Меня ничуть не привлекает стать одной из ваших любовниц.

— А что в этом плохого?

— Мне достаточно известности ассасина. А прославиться тем, что какое-то время делила ложе с наследным принцем, — это не мое.

Принц выразительно кашлянул, но Селена продолжила:

— Вам нужны объяснения, почему я не стремлюсь к вам в постель, или достаточно сказать, что мои чувства не продаются за драгоценности и безделушки?

— И она еще будет рассуждать о нравственности! — не выдержал Дорин. — А людей ты убивала за деньги или из любви к ремеслу?

Взгляд Селены сделался жестким.

— Не смею задерживать вас, ваше высочество, — сказала она, указывая на дверь.

— Ты меня… прогоняешь?

Дорин не знал, смеяться ему или злиться.

— Прикажете позвать Шаола? Вряд ли он обрадуется, увидев наследного принца наедине с ассасином.

Селена торжествующе скрестила руки на груди. Она знала, что в этом поединке победа досталась ей. Ей даже нравилось смотреть на ошеломленного Дорина, которому нечего было сказать.

— Странно у нас с тобой получается. Ты обвинила меня в распутстве, и это в порядке вещей. Но стоило мне сказать правду об особенностях твоего ремесла — и ты готова меня выгнать.

Вот оно, настоящее развлечение, о котором он давно мечтал! Их стычка стоила сотен придворных ассамблей и карнавалов.

— Прогнать меня ты не можешь — замок принадлежит мне. Чем испепелять меня глазами, лучше расскажи о своей жизни. Где ты так здорово научилась играть на клавикордах? И что за вещь ты играла последней? В ней было столько печали, будто ты думала о своем тайном возлюбленном, — сказал Дорин и подмигнул.

— Меня учили играть, как учат любого ребенка. Сначала я ненавидела клавикорды. Мечтала разрубить их топором. Потом что-то стало получаться.

Селена встала и, подойдя к двери, вздохнула:

— Вы правы, я думала о нем.

— Что-то к вечеру у тебя колючки выросли, — усмехнулся принц и тоже встал.

Он остановился неподалеку от Селены.

— Днем ты была более разговорчивой, — заметил он.

— А я, ваше высочество, — не диковина, на которую вы можете глазеть! — вдруг бросила ему Селена, подходя ближе. — И не придворная дурочка, очаровавшая вас на карнавале. Должно быть, вам многое наскучило в здешней жизни. Но я не предмет для развлечений и удовлетворения вашей страсти. Уверена, это было главной причиной, почему вы отправились в Эндовьер. А титул защитницы — так, для внешнего прикрытия.

— Что? — только и мог вымолвить ошарашенный Дорин.

Селена плюхнулась в кресло.

— Неужели вы всерьез думаете, что я не догадываюсь, зачем вы сюда пришли? Поговорить о романе «Корона героя»? Вам этого мало. Вам самому хочется приключений, о которых там написано.

— Мне и без тебя приключений хватает, — пробормотал Дорин.

— Не лукавьте, ваше высочество. Не пытайтесь меня уверить, что мое присутствие в замке — заурядное событие, меркнущее на фоне придворной жизни. Вы с детства по горло сыты этой жизнью. В вашем замке все страдают от скуки. Потому ваш отец и устроил эти состязания. Я уже и так нахожусь во власти короля. Но становиться еще и вашей шутихой я не собираюсь.

Принц вдруг почувствовал, что краснеет. Кто и когда позволял себе так его отчитывать? Родители. Учителя, когда он был мальчишкой. Но потом — никто. Ни советники, ни придворные и уж тем более ни какая-то самоуверенная девчонка.

— Ты забыла, с кем разговариваешь?

— Мой дорогой принц, — спокойно ответила Селена, разглядывая свои ногти, — мы здесь одни. До внешней двери далеко. Нас никто не слышит, и я могу говорить все, что хочу.

Селена думала, что взбешенный принц сейчас набросится на нее с кулаками или выхватит меч. Но Дорин вдруг начал громко, безудержно хохотать. У Селены вспыхнули щеки, отчего ее глаза стали еще ярче. Отчаянная девчонка! Понимала ли она, как бы он мог с нею поступить, не будь она ассасином? А понимал ли он, какой гнев обрушат на него отец и Шаол, если он забудет всякую осторожность и позволит страсти руководить собой?