Восточная стратегия. Родом из ВДВ - Валентин Бадрак

– Товарищ председатель Подмандатной комиссии! Товарищи члены комиссии! Капитан Артеменко для собеседования прибыл.

Ему не предложили сесть, и он так и остался стоять перед широким столом, накрытым пурпурным бархатом, из-за чего возникла забавная ассоциация с советским партийным собранием, в ходе которого его должны были принять в ряды несокрушимой организации, предварительно основательно пропесочив. Алексею бросилось в глаза хитроумное расположение стола, состоящего из нескольких составленных вместе и образующих как бы три стороны квадрата, в пространство которого он вошел. Тотчас у Алексея появилось ощущение незащищенности, ему показалось, что все участники заседания рассматривают его, как экзотического папуаса, прикрытого лишь фиговым листом. Но во взглядах этих он улавливал не только интерес, но и плохо скрытое превосходство стоящих намного выше его на иерархической лестнице, как будто его, смертного, вдруг пригласили на Олимп для отчета.

За столом восседали не менее полтора десятка людей в штатском, среди которых были две женщины. Их особенно проницательные глаза смотрели на него несколько по-иному, чем мужские: если мужчины старались просвечивать его насквозь, как рентгеновский аппарат, женщины заглядывали в самую глубь его сжавшейся в комок души. В центре сидел грузный мужчина с одутловатым лицом и седыми, вероятно напомаженными волосами, аккуратно уложенными назад. Ему-то и докладывал Алексей, почему-то отметив про себя, что только у этого члена комиссии был темно-красный галстук, тогда как другие, заметно моложе и стройнее, избрали менее яркие, приглушенные тона. Алексею бросились в глаза и руки председателя – ухоженные, холеные, с толстоватыми, несколько мясистыми пальцами. Но что выглядело особенно необычным, так это перстень из какого-то благородного металла, в центре которого красовался матово-черный, почти без блеска, камень. Спокойные, проницательные и немного влажные глаза этого человека внимательно смотрели на Алексея сквозь тонкие линзы очков в филигранно выполненной дорогой оправе. Любое движение председатель производил не спеша, чинно, начальственно, и его поза, пронизывающий взгляд, манерность придавали ему вид барона, кажется, действуя на окружающих гораздо сильнее, чем если бы он был в маршальских погонах. Встретив такой импозантный типаж, Алексей в жизни не подумал бы, что он может быть офицером или генералом. Другие в сравнении с ним выглядели проще и неприметнее и, на первый взгляд, дополняли картину его присутствия, как смиренные пажи при гордом господине. Но очень быстро Алексей понял, что это не так.

Собеседование было не чем иным, как очень динамичным перекрестным опросом. Вопросы сыпались с безумной, увлекающей быстротой, как будто он сидел в машине за рулем, управляя ею, а на педаль газа жал кто-то другой. Интуитивно Алексей чувствовал, что его заманивали в лабиринт, усыпляя простыми и понятными вопросами с предсказуемыми и незамысловатыми ответами. Чтобы вдруг в том же темпе задать вопрос с подковыркой, ответ на который мог решить все его будущее. Когда один представитель комиссии спрашивал, другие тщательно изучали Алексея бесцеремонными взглядами. Он понимал, что от них не ускользнет ни одна деталь, ни моргание его глаз, ни нервозное потирание рук, ни оговорки, ни запинки с ответами. Необходим тотальный контроль над всем произносимым, но еще больший – над своим невербальным поведением. И от этого понимания Алексей чувствовал себя неуютно и беспомощно, испарина увлажнила его лоб, появилось непреодолимое желание расстегнуть верхнюю пуговицу кителя. Но он усилием воли подавил все импульсы тела, невозмутимо сложил руки и крепко, до боли, сжал одной рукой запястье другой. Снова возникало ужасное ощущение маленького мальчика, которого взрослые раздели и теперь бесцеремонно разглядывают, нет ли где на теле подозрительного прыщика.

– Перечислите, пожалуйста, состав 6-го армейского корпуса США, – попросил сухощавый человек с залысинами, сидящий где-то далеко слева.

Вопрос был емкий, сложный, но вполне знакомый. И по училищу, и по подготовке к отъезду в Москву. Алексей изложил его с некоторыми, возможно, незначительными неточностями, но в целом успешно. Рассказывая, он с усилием контролировал собственные руки, которые так и хотели взмыть вверх с каким-нибудь предательским жестом. Как Алексею казалось, ему удалось сохранить спокойствие и быть убедительным. Когда он закончил и сделал паузу, другой голос, хриплый и неприятный, теперь уже справа, задал следующий вопрос:

– Расскажите, что вы знаете о политической системе Германии?

Алексей чуть не подпрыгнул от радости. Готовясь сдавать немецкий язык и упражняясь с текстами, он мимоходом, преимущественно с целью расширения лексического запаса, изучил не только политическую систему, но и много сопутствующих данных о политических силах и социальной обстановке в Германии, за которой пристально наблюдали после объединения. Теперь Алексей мог позволить себе продемонстрировать знание предмета с очевидной легкостью и приятным чувством превосходства. Один раз он даже позволил себе слегка улыбнуться. Но когда он произнес фразу: «Германия в настоящее время состоит из шестнадцати федеральных земель», тот же неприятный голос, который из хрипловатого сделался дребезжащим, внезапно оборвал его. Алексей не успел толком рассмотреть того, кто этот вопрос задавал; ему казалось это неприличным. Взгляд Алексея лишь скользнул по ряду сидящих людей и заметил, что глаза загадочного обладателя хрипловатого голоса были по-рыбьи стеклянны, непроницаемы и выпуклы, словно говоривший болел, подобно жене вождя революции, базедовой болезнью. Они произвели на Алексея такое же неприятное впечатление, как и голос.

– Перечислите, пожалуйста, эти земли.

Алексей не был уверен, что сумеет вспомнить все земли, но десяток-то он знал точно. «Ввяжемся в бой…» – сказал бы он себе, если бы мог перевести работу бессознательного в осознаваемое русло сознания. И он начал перечислять, посматривая вправо вверх, как будто намеревался там считывать необходимую информацию. Удивительно, но Алексей никогда не читал названия федеральных земель по-русски, ему было знакомо только их немецкое звучание, и потому, сам того не осознавая, он начал произносить их по-немецки, даже не подозревая о наличии небольших, но весьма характерных различий. Когда же он назвал шесть или семь земель, все еще выдерживая быстрый темп ответа и неумолимо приближаясь к предельной черте своего познания, тот же голос с хрипотцой, теперь уже не имевший неприятных оттенков, милостиво перебил его:

– Достаточно, я вполне удовлетворен ответом.

Алексей перевел дух. Но следующий вопрос его смутил еще больше.

– Что вы знаете о Шостаковиче?

– Что это выдающийся композитор…

– Можете назвать что-нибудь из написанного им?

Алексей опешил. Его познания в музыке ограничивались знанием нескольких гениальных имен да коротким музыкальным произведением Бетховена, известным в музыкально неотесанной среде под названием «Собачий вальс».

– Мне нравится органная музыка Баха, но я не настолько увлечен классикой… – Тут Алексей запнулся, но вдруг вспомнил, что кто-то шутливо рассказывал ему, что пьет, как Шостакович, – из стакана, но, подобно композитору, хорошо знает свою «норму». И Алексей решил рискнуть, нельзя было останавливаться или признать, что он не способен хоть как-то отреагировать на вопрос. И потому он поспешно добавил: