Восточная стратегия. Родом из ВДВ - Валентин Бадрак

Он твердо решил не упоминать Мигулича, не прояснять его роль в своей жизни. Это казалось ему слишком личным, непостижимо интимным. И кадровик отстал. Или, может быть, затаился?!

– Как у вас складываются отношения с сослуживцами?

Тут дело обстояло гораздо проще, и Алексей перевел дух. В корпоративной офицерской среде, прямолинейной и простоватой, ему не было сложно – за спиной железобетонной опорой стояли четыре казарменных года с ночными маршами, воруемыми друг у друга хлястиками от шинелей, бесконечными нарядами, пресной холодной кашей после выбросок, наглыми крысами в солдатских казармах и уборных… В десантной среде, где отношения вообще лежат на поверхности, решительно все и легче, и проще. Тут не любят хитросплетений аппаратных интриг, презирают ужимки и манерность, а все недомолвки можно разрешить за стаканом водки. Что же касается патологической тяги Артеменко к книгам, философии, вообще премудростям, то у каждого свои клопы в голове. Так говаривали в офицерской среде. Главное, что не умничал, не умствовал прилюдно, не поднимал свой авторитет за счет других. И Алексей, отменно за четыре года выучивший повадки грозной стаи, научился держать при себе те мысли, которые были этой стае явно чуждыми. Без труда умел напялить на себя маску грубого беспородного пса войны, при необходимости мог пройтись по кому-нибудь крепким матом, без излишней вычурности.

– Вы знаете семь чудес света? – спросил ни с того ни с сего грушник, абсолютно невозмутимо, не меняя выражения лица.

– Что?! – изумился старший лейтенант Артеменко и, совершенно сбитый с толку таким переходом, удивленно посмотрел на собеседника. Наверное, лицо его выражало недоумение и он выглядел глупо, потому что незнакомец из Москвы улыбнулся – весело и несдержанно, сменил позу, закинув ногу за ногу. Преображение оказалось столь неожиданным, что Алексей онемел. Даже если и не знал ответа, не надо было так реагировать! Алексей мысленно ругал себя за оплошность. Соображал, как выбраться из капкана, но ничего не приходило в голову.

– Семь чудес света. Галикарнасский маяк… Висячие сады Семирамиды… Не приходилось слышать? – и штабник снисходительно улыбнулся. Такая улыбка превосходства порой появляется у учителей, когда они разговаривают с непонятливыми учениками, которых считают безнадежными тугодумами.

Только теперь Алексей понял, что от него хотят, и сжал губы от досады. «Играется, – подумал он, – в кошки-мышки. Ему просто весело». В этот момент он вспыхнул ненавистью к человеку напротив. Возникло вдруг непреодолимое сиюминутное желание схватить его за грудки, приподнять и потрясти. И Алексей представил, как быстро потерял бы форму его столичный пиджак и утратил бы солидность его хозяин.

– Ладно, проехали, – бледное лицо офицера снова обрело привычную непроницаемость. – Часто приходится бывать на родине? – В вопросе кадровика вроде бы не было подвоха.

– Если честно, не так часто, как хотелось бы. – Тут Алексею не надо было прибегать к ухищрениям. – У меня пожилая мама в Умани, это Черкасская область. Но сейчас время очень непростое, нам с женой приходится экономить. Так что лишних средств нет, да и дорога все дорожает…

– Вы испытываете большие финансовые трудности?

Алексей лишь немного поколебался, но затем признался:

– Да, если честно. Но мы справляемся. Понимаем, что это временно.

Легко сказать, «справляемся». Алексей ничего не добавил к этому, хотя жилось им в это время с Алей очень туго. Жили втроем на одно лишь скудное денежное содержание офицера.

Аля к тому же тянула, как горьковские бурлаки на Волге, свой мединститут. Волоком, сцепив зубы, молча… Один только Бог знает, как бы складывалась их жизнь, если бы не ее простая и вместе с тем сакраментальная фраза-попутчица «Ничего, милый, дорогу осилит идущий». И они шли вместе, крепко взявшись за руки. Вместе с недавно родившейся дочерью. Они добрую часть года просто сидели на кашах и картошке. Даже на необходимые ребенку витамины, фруктовые соки выкраивали с огромным трудом. А однажды, о ужас! – он вдруг отчетливо вспомнил, – совсем сидели без денег, и занять не у кого было… Дошли до того, что осталась булка черного хлеба и полбутылки подсолнечного масла. Аля не растерялась вечером, аккуратно разрезала хлеб на кусочки, полила их маслом, посыпала солью… О, он запомнит тот ужин на всю жизнь!

Алексей порой дивился жене, которая даже не взяла академический отпуск. Только похудела, слегка осунулась, под глазами появились темные круги от постоянного недосыпа. Но ее взгляд не стал колким, не потерял ни нежности, ни заботы. Разве что приобрел особую остроту, как у людей, научившихся видеть в ночной темноте так же легко, как при свете дня. И она вовсе не утратила своего очарования, которое, как он уже тогда хорошо знал, зиждется на ее оптимистических мироощущениях, абсолютном позитиве по отношению к происходящему. Только как-то быстро повзрослела, и ее совсем недавно еще детское лицо теперь все чаще казалось серьезным и задумчивым. Не мечтательным, как у набоковской русалки, а деловитым, деятельным. Но как же ему порой было жаль ее, и как он любил ее за эту невероятную, немыслимую стойкость. И еще более удивительную цепкость, живучесть, волю к жизни; ведь даже няньку, которой надо было бы платить из скудного семейного бюджета немалые деньги, она нанимала не каждый раз. То сама пропустит пару, то упросит подругу, а бывало и такое, что Алексей отправлял одного из курсантов из многодетной семьи подежурить с малышкой пару часов.

Заезжий чужак, живущий в достатке блестящей столицы, ему незачем это знать… И действительно, он вдруг легко, как кузнечик, перескочил на другие сферы жизни Алексея, осведомился о школьных друзьях и отношениях с ними, о том, есть ли у него хобби, увлечения. Наконец с особым смаком грушник подобрался к его семейной жизни. Он подробно расспрашивал об обстоятельствах знакомства с Алей, о некоторых, казалось бы, слишком деликатных нюансах, из которых все-таки при желании можно было бы выстроить всю парадигму их отношений. Если бы это не было связано с будущим, застенчивый и скрытный в этих вопросах Алексей ни за что бы не впустил незнакомого человека в камору семейных тайн. Впервые он приоткрывал завесу святая святых перед посторонним и оттого ощущал себя не просто неуютно, но даже несколько уязвленным, как бы раздетым и потому оскорбленным. Собеседник своими вопросами все время приближался к грани дозволенного, но, подобно доктору, прощупывающему тело пациента, тотчас отступал, когда чувствовал болезненные ощущения того. Однако стоило пациенту перевести дух, как его чувствительные пальцы уже исследовали другую часть тела. Никто, даже мать, не задавали ему таких вопросов…

– Вы поженились еще до окончания училища, а ребенок появился лишь недавно. Тут есть какие-нибудь особые причины?

По правде говоря, Алексей ожидал этого вопроса. Но и скрывать тут особо было нечего – все лежало на поверхности.

– Понимаете, после окончания мною училища ситуация в стране стремительно менялась, офицер стал терять свой исконно высокий статус в обществе, беднеть. Поэтому мы с женой решили немного подождать, тем более что квартиру мы снимаем. У жены родители умерли, помощи нам ждать неоткуда. Тем более учеба… Первые годы нагрузка была неимоверная… Потому мы попросту боялись, чтобы это не помешало службе.