Хлопушка с прицелом - Евгений Игоревич Новицкий

усмехнулась девушка.

— Очередное убийство? — прошептал Виктор.

— Третье, если точнее, — прошептала Галина.

— И… опять новым способом?

— Новее не бывает.

— Каким же, если не секрет?

— От тебя у меня нет секретов, как ты знаешь, — мило улыбнулась Галина. — Герман хочет его напугать.

— То есть?! — опешил Виктор.

— Ну, напугать до смерти! Ты что, не знаешь, что это возможно?

— Не знаю, — поежился Виктор. — Не думаю.

— А зря, — заявила Галина. — Но вот теперь, значит, будешь знать. Это абсолютно реально.

— Значит, Герман это уже сделал?..

— Нет, я же говорю: только собирается…

«Полнейшая нелепость, — подумал Виктор. — Но я, кажется, понимаю, в чем дело. Потом она просто скажет: мол, нет, не удалось напугать Хучрая…»

— И сейчас ты скажешь, — криво улыбнулся он, — что когда Герман что-то собирается сделать, то он это делает…

— Разумеется, — подтвердила Галина.

— А если в этот раз у него не получится?

— Чтобы у Германа да не получилось, — ехидно ухмыльнулась Галина. — Да скорее… скорее… не знаю…

— …небеса разверзнутся, — подсказал Виктор.

— Допустим, — тотчас же согласилась Галина и посмотрела на Виктора с вызовом.

16

После этого разговора Виктор решил непременно поговорить с Хучраем. Разумеется, не для того, чтобы предупредить его о нелепой угрозе, а просто так… Честно говоря, Виктор сам не понимал, зачем ему это нужно, но только он сказал себе, что не уйдет сегодня домой, пока не увидится с Хучраем.

Примерно час поисков Хучрая по всему «Мосфильму» увенчался успехом. Режиссер неожиданно нашелся в монтажной, где кропотливо собирали по кусочкам картину Оганисяна.

— О, здорово! — приветственно воскликнул Хучрай, когда Виктор заглянул в монтажную. — Иди-ка погляди, какую мазню у нас нынче стряпают…

Виктор вздрогнул и подумал: «Опять совпадение». А вслух сказал:

— Разве мазню можно стряпать?

— Ой, да не цепляйся к словам, — поморщился Хучрай. — Подойди лучше погляди.

Виктор подошел и увидел, что на кинопроекторе в этот момент как раз прокручивались кадры с тиграми, сидящими на арене.

— Те самые, — выразительно сказал Хучрай, показав на тигров пальцем. — Которые Тефина слопали.

— А чему ты радуешься? — хмуро посмотрел на него Виктор.

— Кто радуется? — осекся Хучрай. — Старик, ты, я вижу, сегодня не в настроении… Что стряслось?

— Да ничего, — отмахнулся Виктор. — Пошли лучше перекурим.

— Это можно, — обрадовался Хучрай.

Они вышли в коридор и закурили.

— Ты знаешь Графова? — неожиданно спросил у Хучрая Виктор.

— Кого? — переспросил тот.

— Ну, Германа Графова.

— А, этого кретина… — улыбнулся Хучрай. — Ну да, кто ж его не знает. Редкостный придурок.

— Вот все так говорят, — притворно посетовал Виктор. — Но никто не может объяснить, в чем, собственно, его придурь…

Хучрай фыркнул:

— Да что тут объяснять, и так понятно. Дерьмо всякое снимает, на фоне которого это вот, — показал он на дверь монтажной, — картина Феллини…

— Допустим, снимает дерьмо, — не стал спорить Виктор. — Но разве это повод называть его придурком?

— Кто ж еще такое снимает, если не придурки? — удивился Хучрай.

— А разве нельзя быть умным человеком, но неумелым режиссером? — спросил Виктор.

— «Быть можно дельным человеком, но думать о красе ногтей», — рассмеялся Хучрай. — Нет, брат, это утопия. Придурок — он во всем придурок. А умный — во всем умный.

— А я бы сказал, что как раз это утопия, — заметил Виктор.

— Тонко, — одобрительно усмехнулся Хучрай. — Вот уже по этому замечанию можно заключить, что ты, Витек, именно умный, а не придурок. Твой Графов хрена с два бы так ответил…

— Между прочим, — поколебавшись, сознался Виктор, — я тоже, как ты говоришь, состряпал мазню… «Раскаленный рассвет», видел такое?

— К сожалению, не видел, — покачал головой Хучрай. — Но уверен, что ты преувеличиваешь. Недовольство собой — это, знаешь ли, в порядке вещей для умного режиссера. Думаешь, я всегда собой доволен? Отнюдь…

— Я не преувеличиваю, — спокойно сказал Виктор. — Мой фильм — и есть то самое полное дерьмо.

— А когда ты его снял? — полюбопытствовал Хучрай.

— Да пару лет назад. В прошлом году премьера была.

— Ну, значит, ты с тех пор поумнел, — подбодрил его Хучрай.

— А два года назад тоже, значит, придурком был? — хмыкнул Виктор.

Хучрай растерялся на секунду, но потом широко улыбнулся и хлопнул Виктора по плечу:

— Старик, да что с тобой сегодня? Неприятности на трудовом фронте? Ничего, бывает, все мы через это проходим…

— Да нет, — хмыкнул Виктор, — к неприятностям на трудовом фронте я уж давно привык…

Хучрай понизил голос:

— Так, стало быть, речь идет о переживаниях личного характера? То бишь, имеется в виду интимный фронт?

— Пожалуй, можно и так это назвать, — после паузы ответил Виктор.

Хучрай задорно толкнул Виктора локтем в бок:

— И кто она? Ну-ка сознавайся.

— С чего это я буду сознаваться… — проворчал было Виктор, но Хучрай и слушать ничего не хотел:

— Да сознавайся, брат, тут все свои. Ясно же, что в актрисульку втюрился… Ну или, может быть, она в тебя? Что, прав я? А?

В этот момент Виктор уже клял себя на чем свет стоит: «Дернул же меня черт за язык! Ляпнул на свою голову, теперь этот Хучрай по всему “Мосфильму” разнесет, что у меня роман с “актрисулькой”… — Но сразу вслед за этим подумал: — Ну а что, назову я ему Галину? Как бы ей в отместку. Раз она со мной — так, то я с ней — эдак…»

— Да, старик, от тебя ничего не скроешь, — вздохнул Виктор и, в подражание Хучраю, хлопнул его по плечу: — Поди, знаешь уже? С Гортензи у меня роман…

— С кем?! — вытаращился Хучрай.

— С Галиной Гортензи, — повторил Виктор.

— А ты не шутишь?.. — Хучрай выглядел как громом пораженный.

— Не шучу, — сказал Виктор и погрозил коллеге пальцем: — Только ты смотри — никому ни слова.

— Да я, брат, — могила, — клятвенно заверил Хучрай. — Но я просто-напросто на тебя поражаюсь! Вот уж чего не ожидал… Ты у нас, оказывается, герой-любовник…

— Да ладно, — смутился Виктор. — Делов-то — с актрисулькой связался… С тобой, что ль, такого не было?

— Со мной-то такое регулярно происходит, — сказал Хучрай. — В моих съемочных группах я всех бабенок успеваю приметить, не выбиваясь при этом из производственного графика… Но чтоб такую крепость, как Гортензи, взять — тут даже я бессилен!

Виктор только пожал плечами:

— Я бы не сказал, что она такая уж крепость…

— Ты уж мне поверь, — со знанием дела возразил Хучрай. — Многие пытались и только зубы обломали…

При этих словах рука режиссера словно сама собой потянулась к его челюсти, и Виктор сразу понял, что под теми, кто «обломал зубы», он имеет в виду прежде всего себя.

— Как же тебе это удалось? — продолжал дивиться Хучрай.