Неизменная любовь - Ольга Горышина

Я открыла глаза довольно рано — пусть и позднее обычного. Кровать оказалась пустой. Звать героя-любовника в голос я не стала. Поднялась сама, подняла с пола халат и вышла в гостиную, затягивая по пути узел на кушаке. Дверь на балкон открыта, но сушки там больше нет. Стол тоже чистый. Я обернулась на диван. Моя одежда, чуть влажная — я коснулась ее рукой — аккуратно сложена стопочкой. Его одежды — нет.

— Паясо?

Смысла звать, конечно, не было никакого. В другую спальню он бы не пошел. А вдруг? Я открыла дверь: темнота и пустота ждали меня там. Закрыла. Зачем-то прошла в ванную, хотя оттуда в любом случае доносились бы хоть какие-то звуки. Не просто так, конечно, пошла, а чтобы убедиться в отсутствии зубной щетки и бритвы. Паясо сделал то, на что я не решилась вчера в Таррагоне — ушел без прощального поцелуя. Не оставив никакой записки — только вымытую посуду в сушилке. Что за дуралей! Или нет, не дурак?

Я схватилась за сумку, висевшую на спинке кухонного стула. Проверила кошелек — все на месте. О чем это я подумала? Глупость какая… У него наличности сейчас намного больше, чем у меня. Ну вот и все. Финита ля комедия!

Я налила в стакан холодной воды из бутылки, пролежавшей всю ночь в холодильнике, и осушила его залпом. Пойти в душ? Шесть утра! Могу час поваляться в постели. Пустой… Раньше половины десятого в аэропорту делать нечего.

Скинула халат, чуть не обломав об затянутый от досады узел ноготь, и залезла под одеяло. Не усну, конечно, но будильник все же стоит поставить. На всякий пожарный. От Славки ни слова. Суббота. Он держит все данные мне обещания. Теперь я позвоню ему только, когда посажу Аллу на самолет в Питер и полечу в Хельсинки. Господи, как же хорошо, что все это закончилось. Как же хорошо…

Я сильнее потянула на себя одеяло и зажмурилась — нет, не попала случайно пальцем в глаз, его защипало от подступивших слез. О чем ты плачешь, дура? Ну не об этом же мальчишке! Или о том, что не сможешь теперь сказать, что у вас с мужем нет друг от друга никаких секретов?

Может, станешь утешать себя мыслью, что за двадцать три года он наверняка хоть раз да сходил налево? Ну ведь это же просто секс! А секс не в груди, он ниже, он ничего не значит в отношениях… Вот абсолютно ничего! Я — хорошая жена, Слава — хороший муж. Разве у нас имеются к друг другу серьезные претензии? Ну да, порой я совершеннейшая балда. Ну так я и была такой, когда он делал мне предложение. Правда, под дулом пистолета.

Наверняка в тот момент Березов думал, что иначе я что-нибудь с собой сотворю. И что из всего этого вышел замечательный брак, наверное, все-таки заслуга нас обоих. Этот мальчишка ничего не поменял. Он не может ничего поменять. Я приняла от него бутылку пива, потому что я — совершеннейшая балда. Но ведь это не смертельно. В остальном-то я замечательная… жена. А вот Березов далеко не идеальный муж — и то, что мы не ругаемся, всецело моя заслуга. Я понимаю, что в шестьдесят лет человека уже не переделать. Но и хуже, к счастью, он не становится. А лучше… уже некуда. Да, у нас все хорошо, а это… это… вот это даже изменой назвать нельзя. Это было так… Профилактический осмотр… моего организма на предмет старения. Да, да, вот именно так! И никак иначе!

Я зажмурилась сильнее, и что-то щелкнуло внутри… Неужели сердце? Или нет… Это снаружи… Это дверь. Дверной замок. Шаги. Кто-то пришел. Вернулся. Паясо…

Я зажмурилась сильнее и промокнула слезы краем простыни. Затем ткнулась носом в подушку — пусть думает, что я беззаботно сплю. Тихие шаги. Идет на цыпочках. Боится меня разбудить. Дышит даже наполовину — или задержал дыхание по мантре, опускаясь перед кроватью на колени. Теплые губы коснулись моей щеки, затем уха и спустились на шею. Я не выдержала — улыбнулась. Или это защекотало в носу от дурманящего аромата роз? Но перед глазами всего одна — красная. Как и лицо дарителя.

— Доброе утро, сеньора.

Его слова перекрыли мое «спасибо». Я взяла розу, осторожно, чтобы не уколоться, хотя мальчик заботливо оборвал листья и лишние шипы. Наверное, взял на кухне ножницы, поэтому я и успела утереть горькие слезы. Теперь они выступили вновь, но уже сладкие — радостные. Только чему я радовалась? Что меня не бросили, как уличную шлюшку, а пришли попрощаться?

— Мне очень стыдно…

За что? Что ушел?

— Я искал магазин, но у них все закрыто. Везде. Сорвал вот цветок у людей — сунул руку в забор. Даже алкоголь не воровал из магазина на спор в старшей школе. И вот, первая кража…

Вторая, мальчик. Ты украл меня у мужа. Пусть и всего лишь на две ночи.

— Надеюсь, это не повторится?

Я пыталась говорить строго, голосом взрослой женщины, но в нем звенели довольные нотки маленькой девочки, получившей свой первый букет, пусть и с чужой клумбы. Что здесь розы? Полевые цветы…

— Не повторится.

Но другое повторилось. Я обвила его шею руками и притянула к себе. Для поцелуя. Я думала, что только для него одного… И он так же думал, наверное, пока мои пальцы не подкрутили футболку к груди — тогда он поднял руки вверх, сдаваясь на мою милость.

— Ты же оделся без душа… — почти смеялась я. — Не порядок!

От него не пахло потом, на нем был дезодорант. Душ не принял из-за боязни потревожить мой сон. Заботливый мальчик. Такой милый… Мягкий снаружи и твердый внутри. Да, когда он внутри, он как сталь, а потом снова сжимается под моим пристальным взглядом, будто его владельцу стыдно за содеянное.

— Я хотел просто уйти, — прошептал Паясо, горбя красивую спину на краю кровати, пока я лежала поверх одеяла абсолютно голой. Так я и не одевалась еще! — Потом решил, что это некрасиво. Не подумайте только, что я хотел вас обидеть. Просто испугался, что вы решите меня подвести и опоздаете к подруге…

— Паясо, хватит… Ушел и ушел. Пришел, и я рада. Очень рада, — я провела рукой по его мягкой щеке. — Действительно рада тебя видеть.

Он перехватил мою руку и припал к ладони губами. И языком. Щекотно и чертовски приятно.

— Иди в душ первым, а я приготовлю нам завтрак. Хочешь яйцо в мешочек?

— Можно глазунью?

— Конечно.

Вот везет же мне на любителей глазуньи: муж такой, сын такой и любовника выбрала такого же… А я ведь умею жарить не только яичницу!

— Паясо, у меня действительно есть время, чтобы подкинуть тебя. Ну… Хотя бы до поезда.

— Не надо, сеньора. Я машину поймаю, так быстрее и надежнее выйдет.

— Ну, как знаешь… Ты все сам знаешь…

Я еще раз провела рукой по мягкой щеке и сжала пальцы в кулак. Все, это была последняя ласка. Если и будет прощальный поцелуй, то короткий. Даже не в губы, а вот в эту щечку, все еще горящую стыдливым румянцем. Не за шуры-муры с незнакомой замужней бабой, а за розу, конечно.

Паясо ушел в душ, и я сварила две чашечки кофе. Терпеть не могу Нескафе, но кофемашина принимает лишь его, а мое тело требует хоть какого-то кофеина, чтобы вылезти из амебного состояния. Все, отпуск закончился. Начинается неделя строгого контроля за словами, делами и дурацкими улыбками. Алла — баба, она может просечь мою ненормальность на раз-два. Закладывать мужу не станет, конечно, но, но, но… Я хочу оставаться в ее глазах идеальной женой! В своих собственных, увы, остаться такой уже не получится. И придется приложить немало усилий, чтобы Славкины глаза ничего не увидели!