Неизменная любовь - Ольга Горышина

Впрочем, потом я взяла все в свои руки в прямом и переносном смысле. У нас нет времени изучать друг друга методом проб и ошибок. Я знаю, что мне нужно для полного счастья, вот то и возьму. А он еще спасибо скажет мне за уроки хорошего тона…

Скажет. Он очень вежливый. За все благодарит. Видимо, его родители не шибко баловали. Это Березов сына испортил! Нет, я тоже приложила к этому руку, но Березов все же больше… Все лучшее детям.

Детям нужны братья и сестры. Вот что детям нужно, я по себе знаю. Но Славка уперся рогом и не только им — один ребенок и все. Ну все так все… Гормоны действуют безотказно, а там и климакс не за горами. А что бы было, роди я сейчас? Девочку? Как просил Паясо. Нет, я не знаю, как люди рожают первого в сорок. Обстоятельства. У меня тоже были обстоятельства. Родила в двадцать. А могла и в восемнадцать. Но меня мама запихнула учиться. Все думала, образумлюсь, увижу, какие мальчики вокруг красивые и подам на развод. Нет, мальчиков начинаешь ценить лишь с возрастом…

Я потянулась к лицу Паясо, но в последний момент отдернула руку. Пусть спит. Может, я решусь все же уйти, не прощаясь. Поставлю точку сейчас. Не растягивая курортный роман на целые сутки. Уйду даже без прощального поцелуя. Не то что секса. Все хорошо в меру. И запретная любовь тоже. Нашла же в себе силы отпустить мальчика спать. Перед смертью не надышишься. Ты же, Янусик, почти научилась обходиться без полноценного секса. К таким переменам привыкаешь тяжело. Особенно, когда всегда все было на блюдечке с голубой каёмочкой.

Не начинай с самого начала. Не будь похожей на мать — потянешь время и произойдет чудо. Чудес не бывает. Мы делаем жизнь своими руками. И только своими. Очень хорошо, когда эти руки дружат с головой.

Березов отказался спать со мной до свадьбы. Говорил, передумаешь еще, а я потом буду чувствовать себя совратителем. И это тогда, когда родители без дополнительных вопросов поверили в то, что у нас с ним все было и давно. Но вот такие тараканы жили у Березова в голове. Я готова была надеть фату хоть завтра, но мать заставила ждать до июня. Типа, чтобы без верхней одежды фотографироваться. Так я и поверила! Мать все еще надеялась, что я передумаю… Потом предлагала в двадцать лет сделать аборт и доучиться. Ага, сейчас… Зачем мне учёба, когда дом полная чаша? Мы сознательно пошли на ребенка. Березов, дурак, ведь тоже давал мне время, целых два года, чтобы притереться к нему, а потом да, сорок один, куда тянуть с сыном… Я с самого начала знала, что будет сын. Березову дочь противопоказана. Девочкам нельзя покупать ружья и учить приемам рукопашного боя.

Мама думала, раз ребенок вырос, и я вышла на работу, то обязательно встречу кого-нибудь помоложе и наконец разведусь. Она четверть века ждет, что я брошу мужа. Сумасшедшая! Ей плевать на мои чувства. Ей нужно, чтобы любимый зять страдал. Не дождется!

Родители мне и так свадьбу испортили. Нет у меня фотографий у памятников ни в верхней одежде, ни без нее. У меня не было даже брачной ночи! Я провела ее с Аллой. У нее дома! С ее родителями! Я мяла в руке содранный с головы венок, а она ленту свидетельницы. На столе лежал папин телефон. Муж оставил мне его для экстренной связи. Отцу сделалось плохо с сердцем прямо у нас на регистрации. Когда мы собрались с немногочисленными родственниками с нашей стороны и кое-какими друзьями со стороны Березова для группового фото. Фотография у нас имеется. Только папа на ней с лицом покойника вышел. Увезли с подозрением на инфаркт. Не подтвердилось, к счастью. Просто перенервничал. Всю ночь Березов с тёщей провели в больнице. Он когда-то пообещал выпить на моей свадьбе. Ага, один глоток шампанского под крики горько и уехал. До утра. До семи утра, когда, отвез тещу домой.

Я как могла улыбалась гостям. Ни танца невесты, ничего не было у меня. И платье с меня снимала Алла. Вернее хотела снять, но я решила остаться в нем. Так и рухнула на край ее кровати. Белая, как юная покойница.

— Я тоже цветок из петлицы не вынул, — улыбнулся новобрачный какими-то совсем синюшными губами.

Дома он меня раздел, но и только. Нет, было пару поцелуев. На большее я не имела сейчас права. В то утро или уже день Березов спал со мной в прямом смысле этого глагола, притянув мою спину к своей груди. И до сих пор для меня это самая радостная часть ночи. Моя излюбленная ласка. Ничего не сравнится со знанием того, что кто-то ждет ночи, чтобы обнять тебя, а не подушку.

— Доброе утро, сеньора!

Я вздрогнула. Голос спросонья у Паясо хриплый, простуженный и какой-то слишком уж взрослый. Нет, ты не мужчина, ты мальчик. Мужчина у меня есть, дома… И он приготовил для меня сюрприз. Только бы это была не роза, которую он посадил на место сожранной собакой! Хотя и роза ничего. Сгодится.

С завтраком мы повременили на час. Паясо все схватывает на лету, и я сейчас старалась просто не наступать ему на ноги. Вы помните брэйкданс? Он заставил меня вспомнить. К счастью, не на полу, а на мягкой кровати. Не такой мягкой, как хотелось бы, но королевские перины прерогатива туманного Альбиона, а здесь, в Испании, все рабоче-крестьянское. Королевой я чувствовала себя внутри. Нет, сеньорой — с ним внутри. И как же мне не хотелось выпускать его наружу, до противного стона, до влажных ресниц и мокрого носа. Про чистоту постели я уже молчала. Надеюсь, здесь прибирают. Во всяком случае я содрала с кровати все постельное белье и швырнула на пол. Перед выходом загляну в офис. Если надо, доплачу за внеплановую уборку номера.

Мы стояли голые и смущенные, хотя смотрели друг другу исключительно в глаза. О чем он не решается спросить. Неужели все о том же?

— Иди первым в душ, — разрешила я, так и не дождавшись от него вопроса.

И он пошел. Не предложив пойти вместе. Наверное, понимал, что местный душ для любовных игр не предназначен. А хотелось бы, да? Я смотрела на закрытую дверь и не спешила закрывать то, что открыла для незнакомого мальчишки. Я не могу сейчас одеться: на моей коже липкий слой любовного пота. И терпкий запах запретный любви не выветрится из моего носа, открой я хоть все стены тут, а не только дверь на балкон.

— Сеньора, вы идете?

Уже одет, причесан и выбрит. Впрочем, я не заметила, чтобы он сильно кололся с утра. А про вечер я вообще ничего не помню. А ночь не хочу вспоминать, чтобы не глотать потом слюни, которые уже заполнили рот и мешают сейчас ответить на элементарный вопрос. Иду ли я? Наверное, потому что хочу знать, идет ли он? Едет ли он со мной? Дарит ли мне еще один свой день? А, мальчик?

— Твои друзья приезжают только завтра. Я тоже рано поеду встречать подругу, а тебе возьму такси обратно в Таррагону, — добавила я, видя его растерянность.

Если он подсчитывает убытки, то я покрою их все… Если… Если только он еще хотя бы раз покроет меня… Боже, мне противно от таких мыслей. Точно ведь Эллочка-Людоедочка какая-то! Сожрала мальчишку и не подавилась даже!

Растерянность прошла быстро. Паясо собрался, как в поход — взял все. Зачем? Я не отпущу его на заработки и не пойду вместе с ним с шапкой по кругу. Там у нас деревня: песок, море и солнце. Больше ничего. Все же на осмотре достопримечательностей люди более лояльны к уличным артистам. А на пляже попросят не мешать отдыху. Так и надо. Солнце, много солнца, но я хочу плавиться не от него, а в жарких объятиях Паясо. Ведь они жаркие, если его зажечь…