Забытый берег - Владимир Евдокимов

— Назад! С груди начинайте! С рук! Вы же ему руки сложили?

— Сложили… А при чём здесь руки? И что вы вдруг кричите?

— Я так командую, — Зенков встал и повесил кайлу себе на левое плечо, — а вы копайте, Аксёнов, аккуратнее копайте. Вам сейчас надо быть очень, очень аккуратным, а то я вас не бить, а убивать начну.

— Это почему?

— Держите нож.

Зенков не ответил на вопрос, а я не знал, что и думать. Я копал и, действительно, старался делать это аккуратнее. Рёбра провалились, я вынул несколько, положил на край ямы. Почти сразу показались кости левой кисти руки, они съехали влево, я ножом стал их выковыривать…

— Оп-па! Что это?

— Это часы, — ответил я с какой-то нелепой назидательностью.

Ещё чуть поработав ножом, я подал Зенкову наручные часы Виноградова: старый «ЗиМ», с синим циферблатом и большими цифрами. Сейчас они, конечно, были ржавыми, хотя кое-где корпус неожиданно поблёскивал, а за мутным, грязным стеклом виднелась белая стрелка.

— Ну, что ж, — Зенков неожиданно улыбнулся, снял шапку и вытер ею лицо, — проверка прошла благополучно. Человек был действительно убит выстрелом в голову, что подтверждает пулевое отверстие. И в грудь. И это действительно Виноградов Павел Сергеевич.

— А… — не понял я.

— А не Конев. Вы ведь деревянный человек, а от таких можно ждать любой пакости. Особенно тогда, когда они спасают свои шкуры. А про эти часы я знаю от тещи. Она их помнит, случайно проговорилась. Есть и фотография.

Я, холодея, замер.

— То есть вы думали, что я вас мог обмануть, и это на самом деле не Виноградов, а Конев, и тогда…

— А вы как сами-то считаете, Аксёнов? — Зенков едко улыбался. Кайлу он опустил вниз.

Я молча сглотнул ставшую густой слюну, а Зенков, продолжая снисходительно улыбаться, поучал:

— Правду говорить всегда лучше. Даже выгоднее. Все это знают, но почему-то многие лгут. Их потом наказывают, даже убивают, а они удивляются. А вот вы не соврали, и вам повезло.

Он выглядел бледным, и он не шутил. Правда, глаза его, слегка выцветшие, быстро набрали прежний зеленовато-серый оттенок, и румянец снова полз по лицу.

— А судьи кто? — Я смотрел снизу на Зенкова и пробовал представить, как я его бью лопатой. Резко, решительно, под подбородок… Не получалось.

— Совесть — главный судья, Аксёнов. Совесть. Ей всё равно, кто мантию надел.

Он аккуратно положил часы в пакетик и спрятал в кармашек рюкзака.

— Продолжим?

— Я отдохну.

Внутри всё мелко дрожало, и унять дрожь не удавалось.

— Что ж, отдохните, вам не повредит.

Зенков шагнул в яму и стал работать лопатой, а я отошёл в соседний ряд, подержался голыми руками за ствол дубка — он был прохладный, но быстро согрелся. Зачем мне было лгать? Ехать сюда и лгать — это глупо. А зачем Зенкову мне верить? Раньше я сильно заблуждался, полагая, что есть люди очень умные, умные, среднего ума, глупые и совсем дураки. Себя я самонадеянно относил к очень умным, особенно после защиты докторской. Но всё иначе! Нет умных и глупых — ум и глупость сидят в каждом и по-разному проявляются в зависимости от ситуации. И кто-то глупость являет миру, а кто-то — ум. А вот что заставляет человека проявляться с той или другой стороны? С чего он умный или дурак? Что, и здесь решает совесть?

Я приходил в себя несколько минут. Воздух-то какой чудесный был в дубках! Не слишком, кстати, они потолстели за четверть века, всё же дуб растёт медленно… Надышавшись вволю, я вернулся и присоединился к Зенкову.

— Павел Сергеевич нас простит, если мы соберём не всё, — сразу пояснил Зенков. — Я перед отъездом поинтересовался строением скелета человека. Оказывается, сколько в нём костей, до сих пор господа учёные не знают. Скелеты учебные делают, в атласах подробно расписывают, где какая кость, как называется, а сколько их всего — не знают…

Я не смотрел на Зенкова, но по голосу слышал, что он хоть и легко, хоть и с недоумением, но усмехается. Хотелось осадить его, с руководящей простотой встречно упрекнуть в не совсем тщательной подготовке — маски-то мог бы предусмотреть, запах же! Обыкновенные медицинские маски. Но я помалкивал — боялся. Привыкал уже следить за собой.

— Одни говорят, что двести шесть, другие — двести двадцать. А третьи, самые хитрые, утверждают, что более двухсот. Кстати, вот вам, Аксёнов, хороший пример непоследовательности науки: учёные уже изучили хромосомы, вычислили геномы, через изменения генов модифицируют продукты питания, а сами — костей сосчитать у скелета не могут! Как вам это нравится?

Я работал молча. А действительно — почему не сосчитали? Что, у разных людей разное количество костей?

— Весит же чистый скелет взрослого мужчины примерно десять килограммов, — наставительно закончил объяснение Зенков. — Наш, с прилипшим грунтом, будет килограммов двадцать или больше. Считаем, что больше. Так что — найдём ключицы, не найдём ключицы…

Мы нашли ключицы. Мы почти всё нашли, а мелкие кости стоп и кистей рук искали не очень напряжённо. Мы устали. Я видел, что Зенков устал, хотя разговора об этом не заводил. Да и просто — работа подошла к концу сама собой. Световой день заканчивался, тем более что солнце так и не явилось. Это удача. Здесь летает, как сообщил Зенков, Ан-2 — машина простая и надёжная. И если Ан-2 не полетел, то и никто не полетит. Зенков серьёзно отнёсся к погоде, и она не подвела: облётчиков не было.

Сидя на скомканных плащах, мы отдыхали. На плёнке лежали полиэтиленовые мешки с останками Виноградова. Оставалось их сложить в рюкзак, закопать яму и замаскировать её. И отправиться назад.

— Хорошее место выпало моему тестю для завершения жизни, — вздохнул Зенков, — тихо, дубки стоят, от людей далеко, а к Волге близко.

Вы как, Аксёнов, силы-то есть? Запах, конечно, неважный, да, но терпимо. Да и запах от земли всегда голову кружит. А нам ведь ещё спускаться. А потом два с лишним километра по льду с грузом. Вот уже там будет чистый воздух, ветерок…

— Ничего, — ответил я, — главное, что не холодно.

Вот уж верно — ко всему привыкает человек. Неделю назад я и вообразить не мог себя в роли… Землекопа? Осквернителя могил? Это не могила. Археолога? Бред, конечно, бред. Но вот я собирал ножом отдельные косточки, очищал их и считал это нормальным делом. Косточки были не просто человеческими, а Паши Виноградова, старого приятеля, убитого более двух десятков лет назад. И я старался хорошо и быстро делать вполне механическую и нужную работу. Ну да, дуб-дерево, и я чувствовал себя… деревянным? Я устал копать, но теперь оставалось лишь перейти через Волгу: просто взвалить на плечи рюкзак с Пашиными останками и, медленно шагая, перенести его на левый берег. По лыжне до тропы, а далее — ножками. Я выдержал, осталось недолго, и всё наконец закончится.