Третий брак бедной Лизы - Наталия Миронина

Лизу бросило в жар. Да, тот самый пакет с футболками ей передали из родительского комитета. Лиза сначала даже не поняла, что это, когда классная руководительница очень деликатно вручила этот пластиковый мешочек.

– Елизавета Петровна, вот возьмите, авось пригодится, дети так быстро растут, а вещи хорошие. Жалко… Вы не думайте…

Лиза не думала, но все сразу поняла, а посмотрев дома, расстроилась: «Спасибо, конечно, но как-то быстрее надо вылезать из этой ямы! От безденежья просто голова пухнет!» Перестирав аккуратные футболочки, она сложила их на полку дочери. Та пошла в одной из них на физкультуру, и вот на тебе…

– Хорошо, если не хочешь – не носи. Я тебе завтра обязательно куплю новые.

Ксения вздохнула с облегчением, и они продолжили путь.

А жила теперь Лиза тяжело. То бедственное положение, которое было у нее после первого развода, теперь казалось почти баснословным богатством. С Тихоном Бойко она развелась, подав заявление и указав причину «Агрессивность и нанесение телесных повреждений».

– Вы бы заявление в милицию написали! – посоветовали ей в суде.

– Не буду. Я даже слышать о нем не хочу.

Лиза действительно все сделала так, чтобы о бывшем муже больше ничего не слышать. Она ни до развода, ни после ни разу не появилась в том доме, где они жили. Не забрала оттуда ни единой мелочи. Она оставила все, что может накопить обычный человек за пять лет жизни, считающий, что живет в родном доме, – случайно приобретенные предметы, дорогие красивые вещи и памятные безделушки. Она оставила все детские вещи Ксении, ее игрушки и книги. Она оставила все, уйдя в легком платье и с маленькой сумочкой через плечо. Но Лиза забрала главное, и эту пропажу ее муж обнаружил очень быстро – она забрала свою душу, свое тепло, готовность простить и, что самое главное, надежность.

– Так нельзя! Что ты разбрасываешься! Это вещи дочери, ее книги, игрушки! Хотя бы их забери! – Элалия Павловна выговаривала дочери. – Кстати, он звонил.

– Ну, вы с ним поговорили о Верди? – съязвила Лиза.

– Не будь злой, – по привычке одернула ее мать.

– Мама, ты не видела злых людей, уверяю тебя. А вещи я не заберу.

Лизе уже звонили соседки и рассказывали, что в тот же день, разъяренный уходом жены, Тихон выбросил все вещи на лестничную площадку, а потом, ночью, когда его никто не мог видеть, собирал, складывал в сумки. «Он совсем ничего не может делать руками, пальцы-то забинтованы, Лиза, ты пойми!» Соседка притворно вздохнула. У нее самой была дочь на выданье, и Бойко она обхаживала как могла.

– Я ничем не могу помочь ему. Вещи пусть продаст. – Лиза повесила трубку и внесла телефон соседки в черный список.

Именно в этот период Лиза порадовалась, что всегда была, по выражению Элалии Павловны, барахольщицей. Оказывается, что в Большом Гнездниковском и на «Соколе» осталась какая-то одежда и обувь, так что голой ходить не придется. «Ну, без норковых шуб придется прожить!» – мысленно воскликнула она и совсем не огорчилась из-за этой мысли. Состояние свободы, в котором она пребывала сейчас, не могло сравниться ни с какими трудностями. Одежку подрастающей Ксении подкинули подруги, что-то она купила на деньги, которые привезла бухгалтер.

– Елизавета Петровна, я не дала ему испортить вашу трудовую. – Женщина чуть не плакала, разговаривая с Лизой. – Я сказала, пусть увольняет меня, если посмеет так поступить. Сами понимаете, вас нет, меня не будет – кто там будет работать?!

Лиза благодарно кивнула.

– И еще, – бухгалтер полезла в сумку, – вот здесь небольшая сумма. Это представительские деньги, которые были выписаны Тихоном Михайловичем еще три месяца назад, но вы ими не воспользовались. Они – ваши. По всем законам. Вы же уже встречу провели? Провели. Обошлись без трат? Обошлись. Значит, сэкономили. Берите, – бухгалтер отвела глаза, – потому что он вам ничего не заплатит. Ни копейки. Ни зарплату, ни дивиденды, хотя прибыль за квартал очень хорошая.

Лиза чуть помедлила и взяла деньги. Ей предстояло снять квартиру.

– Одна комната закрыта, но вы же просили однокомнатную? – Пожилая хозяйка внимательно оглядывала Лизу.

– Да, нам бы с дочерью подошла и однокомнатная, но у вас очень маленькая кухня. А я рассчитывала, что здесь можно будет работать.

– Хорошая квартира, и деньги не такие большие.

Лиза вежливо улыбнулась и обещала подумать. Она уже таких квартир посмотрела штук пять. Все они были на один лад – маленькие комнаты, добротный гарнитур, занимающий все жизненное пространство, турецкие накидки на креслах, голубой казенный кафель и обязательный большой цветок на подоконнике. Эти квартиры сдавали одинокие бабушки, у которых не хватало денег на элементарный ремонт. Лиза морщилась от затхлых запахов и с трудом себе представяляла, как отмыть эту старую сантехнику. Лиза с маниакальным упорством объезжала пятиэтажки, осматривала квартиры и понимала, что рано или поздно ей придется согласиться именно на такое жилье. Одно успокаивало, что на работу она устроилась быстро – педиатров в обычных районных поликлиниках не хватало – слишком маленькие были зарплаты.

– Ты зря кидаешься на первое попавшееся предложение, – сказала ей Элалия Павловна, – вас с Ксенией никто не гонит.

Лиза промолчала. Во-первых, жизнь в родительском доме была действительно сложна, поскольку полностью подчинялась распорядку Элалии Павловны. Фраза: «Ко мне придут люди, прошу, чтобы никто не мешал!» – могла означать что угодно. И что желательно оставаться в своей комнате, и что надо убрать гостиную, и что в доме должна быть полная тишина. Лиза уважала требования матери, но была уже не в состоянии так зависеть от жизни другого. Второй проблемой оказалась манера Элалии Павловны решать спорные вопросы и вообще общаться. Погруженная в работу, мать раздражалась по малейшим пустякам, и тон ее был весьма резок. В эти минуты казалось, что перед ней виноват целый свет, а человек, оказавшийся на ее пути, вообще преступник. Лиза, сама разговаривающая тихо, спокойно, неторопливо, сразу же зажималась и испытывала сильнейшее желание оправдаться во всем, даже в том, что не совершала. Напряжение в результате было такое, что напоминало обстановку в доме Бойко.

– Папа, мы переедем, – сказала Лиза как-то отцу. – Ты сам понимаешь, что нереально жить в таком напряжении. И потом, мама слишком увлеклась, она забыла, что я хоть и непутевая, но все-таки взрослая. Нельзя мне делать замечания в таком тоне.

В душе Лиза обиделась на Элалию Павловну за жесткость позиции. «Может, она права и я не заработала то, о чем прошу семью. Пусть это «гнездо» надо сохранить! В конце концов, я действительно виновата сама – не подумав как следует, выскочила замуж за Бойко. Но ведь можно было хотя бы обозначить проблему. Можно было не кричать: «Сдохну, тогда делай как хочешь!» – можно было сказать: «Мне жаль этого места, здесь мне хорошо, потерпи». И я бы все поняла… Можно было отказать по-другому. Лиза гнала эти мысли, поскольку из-за них, из-за жалости к себе она теряла необходимую сейчас решительность.