Мертвая сцена - Евгений Игоревич Новицкий

и так будет всегда! — пропела я, бросаясь моему любимому на шею.

Не совсем понимаю почему, но настроение у меня резко улучшилось.

19.3.62

Кажется, целую вечность ничего сюда не записывала. Просто нечего было. Но сегодня кое-что наконец случилось. И мне даже обидно, что именно по такому поводу я вдруг вернулась к своему дневнику.

В общем, обо всем по порядку.

Сегодня я ходила в «Россию» на премьеру картины «А если это любовь?». На нее меня затащила Жанка Прохоренко, сыгравшая в фильме главную роль. Она и Устина звала, но он под каким-то вежливым предлогом отказался. Мне мой милый тихо сказал, что уже наслышан об этой картине и что смотреть ее ему совсем не хочется. Ну а я, дура, пошла и все-таки посмотрела. Абсолютная ерундистика, разумеется, но сегодняшнюю запись я делаю вовсе не по этому поводу.

Я думала по окончании картины разыскать Жанку и сдержанно ее поздравить. Все-таки главная роль, пусть даже и в скверной картине. Но Жанки я нигде не нашла. Надо было сразу идти домой, а я зачем-то задержалась в фойе. Вот тут-то это и случилось. Я опять увидела его. Отвратного Носова. Он стоял в нескольких метрах и пялился на меня. Его свинячьи буркалы как будто прямо-таки впивались мне под кожу. Я так опешила, что никуда не двинулась, а продолжала стоять на месте. Носов немедленно воспользовался этим и быстро подошел ко мне.

— Вот так встреча! — воскликнул он и попытался даже меня приобнять.

Я уклонилась от его лап и недовольно пробурчала:

— Да, неприятная…

Носов делано возмутился:

— Алла, да что с тобой? Все-таки можно было проявить хоть какую-то любезность. Хотя бы из вежливости. Мы же однокашники как-никак.

Я зашипела:

— Ты, кажется, забыл, что наговорил мне при нашей предыдущей встрече! В Доме кино, помнишь?

— Как не помнить, — закивал Носов. — Вот только что я тебе там мог наговорить? Разве что в любви признаться…

— Так, ну все, — выдохнула я, — мне пора.

Но этот мерзавец перегородил мне дорогу:

— А куда это так срочно?

— К Устину! — выкрикнула я ему в лицо.

— Ах, к этому? — гадко улыбнулся Носов. — Знаешь, Алла, я бы на твоем месте к нему не спешил. Ему недолго осталось куковать на «Мосфильме». Я тут разговаривал с Иваном…

— Каким еще Иваном? — перебила я, оглядываясь по сторонам. На нас как будто бы никто не обращал внимания.

— Пырьевым, конечно, — спокойно пояснил Носов. — Я с ним сдружился, знаешь ли. Буду с ним следующую его картину ставить… Так вот, Иван планирует вытурить твоего Уткина.

— Что ты мелешь? — с ненавистью посмотрела я на него. — Пырьев — уже давно не директор.

— Но он по-прежнему самый влиятельный человек на «Мосфильме», — парировал Носов. — Куда там Сурину…

— Я не желаю больше с тобой разговаривать! — резко перебила я. — Понял? Ни сейчас, ни еще когда-либо. Так что не приближайся ко мне больше!

— Алла, куда же ты? — громко продолжил говорить Носов мне вслед. — Оставайся со мной! Со мной тебе будет лучше, чем с Уткиным. Потому что с ним уже…

Дальнейшего я уже не расслышала. Я изо всех сил спешила к первому же автобусу, словно боялась, что Носов станет меня преследовать.

20.3.62

Я пока ничего не стала рассказывать Устину о вчерашнем инциденте. Вместо этого я сегодня нашла на «Мосфильме» Пырьева и поговорила с ним. Я знаю, что Пырьев не пропускает ни одной юбки. Уже поэтому мне никогда не хотелось ни видеть его, ни тем более у него сниматься. И все же сегодня я сама к нему пришла. Насколько я слышала, на избранниц своих коллег он вроде бы не претендует, и этот слух придал мне смелости.

— Добрый день, Иван Александрович, — с улыбкой подошла я к нему, как только от Пырьева отошли беседовавшие с ним молодые люди, мне неизвестные.

— Ах, Аллочка? — протянул Пырьев. Я и не думала, что он знает меня по имени. — Вот обрадовала так обрадовала, — продолжал режиссер. — Знаешь, я в свое время тебя снимать хотел. В «Белых ночах». Но, к несчастью, мне тогда не вовремя подвернулась хохлушка эта, Марченко… А, — махнул он рукой, — не хочу вспоминать.

Я поняла, о чем он, сразу припомнив эту историю. Артистке Марченко он дал главную роль, по обыкновению рассчитывая, что в благодарность она станет его любовницей. Видно, до этого ему в подобных ситуациях никто не отказывал, а Марченко оказалась первой и единственной из тех, кто все-таки отказал. Пырьева это так взбесило, что он не успокоился, пока не поставил крест на дальнейшей мосфильмовской карьере строптивой актрисы. Теперь она, кажется, работает не то в Ленинграде, не то в Киеве.

— Иван Александрович, — я подошла к нему чуть ближе и продолжала: — у меня к вам конфиденциальный разговор.

— Вот так словцо! — удивился Пырьев. — Кон-фи… Тьфу ты черт — я такого и не выговорю… Но в любом случае готов тебя выслушать.

— Вы только не удивляйтесь, — немного смущаясь, сказала я, — но я хотела поговорить с вами о некоем Носове.

— А я и не удивляюсь, — сказал Пырьев. Взгляд его внезапно стал грустным. — Видный парень — и, главное, молодой. Эх, мне бы его годы…

— Так вы в самом деле его знаете? — растерянно произнесла я.

Почему-то я была уверена, что Пырьев ответит: «Какой еще Носов? Знать не знаю никакого Носова!»

— Я, моя милая, всех знаю, — спокойно подтвердил режиссер.

— И какое у вас о нем мнение? Извините, что спрашиваю, но…

— Понимаю, понимаю, — перебил Пырьев. — Ты обращаешься ко мне как к этакому аксакалу, авторитетному человеку. Замуж, что ли, за Носова собираешься?

— Вовсе нет! — запротестовала я, но он вновь не дал мне договорить.

— Нет, я действительно старею, — сокрушенно продолжал Пырьев. — Уже и за благословением ко мне начинают обращаться. Раньше мне такое и в страшном сне бы не привиделось.

— Да нет же, вы меня не так поняли! — Я возвысила голос, и он наконец ко мне прислушался. — Все наоборот. Этот Носов — он… аморальный тип, понимаете…

— А, понимаю, — протянул Пырьев. — Бросил, значит. И сразу — аморальный!

Я начала терять терпение:

— Нет, Иван Александрович, все не так… Вы просто скажите мне: он в самом деле будет работать на «Мосфильме»?

— А почему б ему и не работать? — хмыкнул Пырьев. — У него есть диплом выпускника ВГИКа — он мне показывал.

— А вы видели, какие у него там отметки?

— Какое мне до этого дело! — отмахнулся Пырьев. — Я, если честно, отличников вообще не люблю.

— Но Носов вообще не работал в кино. И вот только