Увековечено костями - Саймон Бекетт

«Теперь есть», — подумал я. Однако был против по другой причине.

— Если спустимся туда и обнаружим, что доступа все-таки нет, потеряем кучу времени. Кто-нибудь умеет пользоваться спутниковым радио? Или бортовым оборудованием, если на то пошло?

Судя по молчанию, никто.

Фрейзер стукнул ладонью по двери.

— Черт!

— Поехали разыщем Кинросса. Воспользуемся его паромом, — предложил Броуди.

Кинросс жил у бухты. Когда мы добрались до края деревни, Броуди велел Фрейзеру срезать дорогу по узкой мощеной улице, обходившей основной путь. Бунгало капитана парома походило на сборный дом и, как большинство строений на Руне, имело новые окна и двери из ПВХ.

Однако в остальном он был обветшалым и неухоженным. Ворота отвалились, заросший сад был усыпан ржавеющими запчастями. Стеклопластиковая шлюпка поросла травой, на дне зияла дыра и трещина. Броуди говорил, что Кинросс — вдовец и один воспитывает сына. Заметно.

Мы оставили Фрейзера сидеть в машине, а сами направились к бунгало. Звонок заиграл веселой электронной мелодией. Никто не открыл. Броуди позвонил снова и заколотил в дверь на всякий случай.

Внутри послышалось приглушенное шевеление, затем приоткрылась дверь. В проходе стоял Кевин, сын Кинросса. Мельком посмотрел на нас и потупил взгляд. Красные прыщи испещрили его лицо, походившее на физическую карту.

— Отец дома? — спросил Броуди.

Подросток кивнул, не глядя на нас.

— А где именно?

Кевин неуклюже зашаркал, прикрыл дверь так, что осталась щель шириной с лицо.

— В лодочной мастерской, — пробурчал он и захлопнул дверь.

Мы вернулись в машину. О бухту разбивались волны, качая лодки. На пристани болтался и паром. Море свирепствовало, густая пена сливалась с дождем.

Фрейзер поехал вниз к рифленому металлическому навесу на берегу, мимо которого я проходил накануне по пути к Броуди. Он стоял у подножия высокого утеса, окружавшего бухту, защищая от разбушевавшейся стихии.

— Мастерская общественная, — сказал Броуди, когда мы вышли из машины, борясь с ветром. — Все владельцы лодок оплачивают текущие расходы, а если требуется ремонт, все делают сами.

— Эта принадлежит Гутри? — спросил я, указывая на разбитую рыбацкую лодку, приподнятую на специальной конструкции. Вблизи она казалась совсем развалюхой. Половина досок отсутствовали, придавая ей вид скелета давно мертвого доисторического животного.

— Да. Мечтает спустить ее снова на воду, но не особо торопится. — Броуди покачал головой. — Чаще тратит деньги в баре.

Обойдя накрытые брезентом строительные материалы, мы поспешили к входу в мастерскую. Ветер чуть не сорвал дверь с петель, когда я открыл ее. Внутри было удушливо жарко, пахло машинным маслом и стружками. На полу валялись рейки, сварочные горелки и кусачки, вдоль стен стояли полки с инструментами, почерневшими от древней смазки. Играло радио, металлическая музыка прорывалась сквозь гул генератора.

В мастерской было шесть человек. Гутри с кем-то еще склонился над разобранным мотором, разложенным на бетонном полу. Остальные играли в карты с Кинроссом за старым столом, уставленным кружками. Пепельницей служила коробка из-под пирогов, покрытая оловянной фольгой.

Все оторвались от своих занятий и уставились на нас. В лицах не было враждебности, но и дружелюбие не сквозило. Просто смотрели и ждали.

Броуди подошел к Кинроссу:

— Надо поговорить, Йен.

— Валяй.

— Наедине.

— Здесь все свои.

Кинросс открыл кисет и принялся закручивать сигарету перепачканными мазутом пальцами.

Броуди не стал спорить.

— Нам необходимо воспользоваться радио на пароме.

Кинросс облизал край папиросной бумаги, пригладил. Затем кивнул на Фрейзера.

— А что, теперь полицейских не снабжают рациями?

Фрейзер сердито уставился на него, однако промолчал.

Кинросс достал изо рта кусочек табачного листа.

— Гребаная система, да?

Я слышал тяжелое дыхание сержанта, как у рассвирепевшего быка.

— На вас бы посмотрел, когда…

— Мы просим твоей помощи, — вмешался Броуди, положив руку на плечо Фрейзеру. — Нам нужно связаться с берегом. Это очень важно, иначе мы бы не попросили.

Кинросс неспешно зажег самокрутку. Потушил спичку и бросил ее в переполненную пепельницу, затем обдумал слова Броуди, глядя на клубы голубоватого дыма.

— Попробуйте, если не лень.

— Что вы этим хотите сказать? — спросил Фрейзер.

— Из бухты сигнал не пойдет. Радио на метровом диапазоне УКВ. Надо быть в зоне прямой видимости, утесы преграждают связь.

— А если вам надо послать сигнал бедствия? — недоверчиво спросил Броуди.

Кинросс пожал плечами:

— Зачем, когда паром в бухте?

Фрейзер сжал кулаки.

— Так выйдите в море, откуда можно выйти на связь.

— Если вам так хочется поплавать в такую погоду, валяйте. Но не на моем пароме.

Броуди приставил пальцы к переносице.

— А как другие лодки?

— Все на УКВ.

— Кроме яхты господина Страчана, — подсказал один из игроков.

Гутри рассмеялся:

— Да, она напичкана новым оборудованием.

Броуди осунулся.

— Мы все равно хотели бы попробовать с парома.

Кинросс равнодушно затянулся.

— Не жалко времени, пожалуйста. — Он потушил сигарету, положил на кисет и поднялся на ноги. — Извините, парни.

— Мне все равно не везло, — сказал один из игроков, бросив карты. — Давно пора домой.

Гутри вытер руки о грязную тряпку.

— А я пойду поем.

Все принялись одеваться, а Кинросс накинул непромокаемую куртку и вышел, не придерживая дверь. От капель дождя и морских брызг воздух наполнился запахом йода. Мы шли с непокрытыми головами вдоль бухты к пристани, не замечая громадных волн. Паром пытался сорваться со швартовых, но Кинросс спокойно поднялся по раскачивающемуся трапу, и мы последовали за ним, осторожно держась за перекладины. На скользкой палубе было не легче, она непредсказуемо накренялась. Я посмотрел наверх, на антенну, дрожавшую на ветру, затем на утесы вокруг. Теперь ясно, что имел в виду Кинросс. Скалы окружали маленький залив с трех сторон, поднимаясь стеной между нами и дальним берегом.

Кинросс уже крутился вокруг радио, когда мы забились на капитанский мостик. Я прислонился к стене, так как пол тошнотворно уходил из-под ног. Из радиопередатчика доносилась мешанина диссонирующих шумов и тресков, пока Кинросс говорил в трубку, а затем тщетно ждал ответа.