Партнер для танго - Вера Копейко

Ну что, месть? Значит, месть, то есть наказание за обиду. Кирилл обижался на нее, часто. Может быть, она не слишком щадила его чувства? Он любил, чтобы им восторгались, хвалили его идеи. Особенно сильно он обиделся на нее, когда она смеялась, читая письма на его сайте.

— Все-таки твоя идея насчет молодежной организации — это синдром провинциала, Кирилл.

Она увидела, как побагровело его лицо.

— Ты обиделся? — спросила, чувствуя, что могла бы сказать помягче.

— На тебя? — Губы зарылись в бороду. — Обижаются на равных.

— Ага, равных тебе нет, понимаю, — фыркнула она.

Ей не хотелось ссориться с ним. Она чувствовала, что конец их отношений и так близок.

«Значит, он будет мстить?» — снова подумала она, войдя в квартиру. Бросила ключи на тумбочку. Пошла в комнату, к шкафу, поискала глазами словарь русского языка Ожегова. Недолго листала бабушкин фолиант. Ну, да, все правильно. Мстить — наказывать за обиду.

Она сварила себе кофе, который всегда просветлял мозги. Пила его, и на самом деле, все становилось яснее. Если он собирается мстить, то должен следить за ней? Выяснять, чем она занимается. Кого-то наймет? Но тогда придется платить деньги. Неужели не жалко? Усмехнулась. Что ж, пускай потратится.

А если так, то ее защита в здешнем университете под еще большим вопросом, чем она думала. Значит, надо ехать в Москву и там искать — где, как, сколько…

Ирина прошлась по квартире, где все знакомо и потому безопасно. Она не станет ее продавать. Пока — нет. Она закроет ее, уедет на время.

После смерти отца жизнь показалась Ирине другой. Не важно, что прежде они почти не жили вместе, но каждый знал — они есть друг у друга.

Теперь, поняла Ирина, нет не только отца, вместе с ним ушел большой кусок ее собственной жизни. Отец унес его с собой. Потому что такой, какой видел Ирину он, никто и никогда не видел и не увидит. Правильно говорят: представление о бесконечности собственной жизни заканчивается со смертью родителей. А значит, твой срок на земле, все желания и возможности ограничены меньшим отрезком времени, чем кажется.

Эта мысль заставила ее посмотреть на свою жизнь иначе и сделать вывод: она не станет тратить время на то, что ей не нужно, не нравится, не хочется. А также на тех, кто ей не нужен, не нравится. Даже если иногда… хочется.

Ирина заставила себя поехать взглянуть на землю, завещанную отцом.

В гараже стояла вишневая «Нива». Не новая, но на ходу. Поскольку отец все свободное время даже в Москве проводил в гараже, то и в Вятке, по привычке, тоже занимался машиной. Конечно, «Нива» не джип с его плавным ходом, но ей можно простить прыжки и подскоки на такой разбитой дороге. Впрочем, сама Ирина сейчас похожа на эту дорогу.

Ирина ехала в Созоново по тому же шоссе, что и на фабрику, но почти не узнавала знакомых окрестностей — из другой машины все видишь иначе. Но когда подъехала к тому месту, где налетела на лося, тогда поняла.

Ирина посмотрела на указатели, сравнила с картой, которую положила на соседнее сиденье. Все так. Поморщилась. Это что — особый знак? Обещание? Но чего именно?

Брось, одернула она себя. Все знаки человек придумывает себе сам. Она придавила педаль газа и помчалась дальше. А когда вкатила на длинную улицу, тянущуюся вдоль узкой реки, стало ясно, что перчаточная фабрика стоит на другом берегу.

Деревенские обитатели с любопытством отнеслись к ее появлению. Они знали, чья это земля, знали фамилию хозяина, но самого Русакова почти не видели.

Ирина зашла в синий домик сельской администрации, показала бумаги. Мужичок-начальник неспешно прочитал и сказал:

— Смычка города и деревни, я так понимаю, Ирина Викторовна? — Улыбнулся фарфоровыми зубами.

— Она теперь во всем, — улыбнулась в ответ Ирина. Даже в таких современных зубах, добавила про себя, которые «носят» даже в деревне.

— Будете возделывать землю? — полюбопытствовал он.

— Да, — ответила она. — Вы мне скажете, кто может вспахать огород?

— Разумеется. Какие культуры вас интересуют? — спросил он солидным тоном.

— Тыква.

— Ого!

Такое неподдельное удивление рассмешило Ирину.

— У меня есть особый хозяйственный план, — многозначительно объяснила она.

Он неспешно кивнул, не спрашивая больше ни о чем.

Соседи по улице — дом стоял на самом краю деревни — с любопытством наблюдали за новой хозяйкой, вечерами бегали друг к другу с новостями.

— Прошлась по огороду… Сапоги смешные — желтые с нарисованными красными листьями…

— Пригнала мужика с плугом…

— Распахала…

— Купила навоз…

— Гря-яды ей сделали…

Ирину удивил дом — неожиданно крепкий, сухой, с умело сложенной печкой из красного кирпича. Похоже, отец собирался бывать здесь. Она затопила ее, села напротив открытой дверцы, смотрела на огонь и чувствовала покой, как в детстве. У отца на метеостанции.

Она недолго пробыла в деревне, расплатилась за работу, закрыла дом. Зимой Ирина не собиралась приезжать, но весной, как только сойдет снег, — сюда. С семенами, подаренными Гердом.

На обратном пути с удивлением вспомнила, как легко, не задумываясь, ответила на вопрос, чем станет заниматься на земле. Тыквой. Но достаточно ли нескольких семян, которые дал ей Герд Бреннеке, для этого?

А если нет, задавила свои сомнения в зародыше, до весны еще целая зима. Можно прочитать кучу книг, написать Герду письма с вопросами.

А лучше всего… — Ирина даже притормозила от неожиданной мысли — пойти учиться на курсы в Тимирязевку.

А диссертация? Ведь только после того, как получит диплом кандидата, она сможет воспользоваться деньгами бабушки…

Но зачем они ей прямо сейчас? И вообще после ухода от Кирилла ей даже вспоминать о защите не хотелось. Если новая жизнь, то все из старой надо отодвинуть в сторону. Чтобы не мешало, не путалось под ногами. А потом посмотреть, что взять с собой.

Ирина понимала, явившись на Ленинский, что нарушила жизнь матери. Она старалась меньше времени бывать дома, ездила в гипермаркет за продуктами, чтобы среди людей, вещей, разной еды отвлечься.

Она научилась избавляться от внутреннего волнения, которое мешало жить. Ирина спала, ела, но, слава Богу, у нее нет дикой привычки — глотать от волнения все подряд, что увидит в холодильнике.

Поскольку холодильник был пуст — матери, похоже, хватало ложки пшенной каши на ужин, она поехала в гипермаркет на старой отцовской «Волге». В который раз удивилась, как он содержал свои видавшие виды машины.

Загрузив тележку продуктами, флаконами и коробками, начиненными бытовой химией, она стояла в очереди в кассу. Рассеянно разглядывала, что выкладывает женщина перед ней на черную ленту транспортера. Пакеты, баночки, коробки, связки бананов, лимоны, яблоки. Женщина двигалась не спеша, как человек, пребывающий в полной гармонии с собой. Ирина не могла похвастаться тем же. Она едва не уронила банку с огурцами, когда шла между рядами полок, подхватила на лету, почти у самого пола.