Партнер для танго - Вера Копейко

Кирилл отодвинул стул от стола, указал на него мужчине. Он не любил, когда кто-то садился напротив него. Сам он старался повернуться спиной к свету, чтобы не упустить и легкой тени на лице собеседника. Но тот, кто пришел, не должен читать его лицо.

Мужчина сел, не снимая бейсболки. Кирилл поморщился, но промолчал. Пришедший вынул из прозрачной папки фотографии, положил перед Кириллом.

— Ирина Викторовна Русакова, Антон Данилович Дубровин. В Москве.

Кирилл взял со стола карточку. Он почувствовал, как загорелись уши. Таким сияющим ее лицо он видел только в самом начале… Парочка стояла возле машины, из окна выглядывала остроухая собачья голова.

— А это кто? Третий?

— Это хаска. Северная ездовая собака, — пояснил мужчина.

— Никогда не слышал.

— Я хорошо знаю собак. — Мужчина улыбнулся, — Между прочим, они-то и навели меня на них. — Он указал на фотографию. — Я был по личным делам под Звенигородом. По собачьим, сказать точнее.

Кирилл кивнул, но не расспрашивал. Он и без того знал, что этот человек натаскивает собак за хорошие деньги.

— А вот он же, Дубровин. Но в Вятке. Выходит из подъезда известного вам дома.

— Та-ак… Дальше, — подгонял Кирилл, впиваясь взглядом в круглое бритое лицо Дубровина. — Какой гладкий и улыбчивый, — скривился он.

— Он москвич. А в этом доме живет его бабушка. Подопечные старушки Дубровина — ее приятельницы.

— Ага-а… Как все складно, — комментировал Кирилл.

— Дубровин и его мать работают в геронтологическом Центре в Москве.

— Вот как! Отлично, просто здорово. Значит, Антон Данилович выбрал своих старушек не просто так? И по формуле, которую они открыли, но делают вид, будто ее не существует! Он дернул себя за кончик бороды, будто хотел заземлить электричество, высеченное вспыхнувшей яростью.

— За-ме-ча-тельно. Стало быть, Дубровины рассчитали, когда рентополучатели освободят их от забот.

Кирилл вынул из ящика стола конверт, подтолкнул его по гладкой крышке мужчине.

Мужчина взял не глядя, положил в прозрачную папку. Кивком простился и вышел.

— Павел! Павел! — позвал Кирилл.

Из соседней комнаты прибежал брат.

— Быстро составь проект нового договора ренты. Старушки должны перейти под нашу опеку.

— Чем их заманить? — спросил младший брат. Но, увидев злое лицо старшего, объяснил: — В Москве в таких случаях предлагают повысить ежемесячное довольствие.

— И мы повысим, — бросил Кирилл. — Теперь точно знаем, что это ненадолго.

— А еще, — продолжил Павлик, — тех, кто на ногах, возят в музей.

— И мы повезем. В кунсткамеру.

— Можно в Ботанический сад. Там тоже бесплатно, — поддержал Павлик.

Потом сощурился и тихо сказал:

— Знаешь, отправить бы куда-нибудь бабку Дубровина. Без нее мы старушек быстро окучили бы. Кирилл, а если ей от собеса путевку в дом отдыха?

Кирилл молча кивнул.

С тех пор как Ирина ушла из его жизни, Кирилл работал с братом. Павлик теперь не только учился, он стал помощником нотариуса, зарабатывал стаж. Нужно три года, чтобы его допустили к экзамену на нотариуса. После этого придется еще послужить два, чтобы сдать новый экзамен. А уже потом получить лицензию.

— Все бу-удет… — Напевая себе под нос, в комнату вошел отец. — Все бу-удет так, как мы хоти-им… Чем заняты, сыны?

— Я уже побежал.

Павлик подхватил сумку и понесся к двери.

Вахрушев-старший сожалел, что Ирина оставила Кирилла. Недавно он поговорил с сыном откровенно. Он повторил то, что высказывал прежде: Кирилл рискует. Нельзя наваливать на женщину неподъемный груз. Но сын всегда отмахивался:

— Она двужильная. Они, в Москве, другие.

— Да уж точно, другие. Но смотри… ах, Кирилл, смотри! Если она отказывается поставить штамп в паспорте, в этом есть что-то.

— Дорогой отец, московские дамы, да будет тебе известно, иначе, чем наши, рассматривают такое понятие, как «быть замужем». Они не хотят быть за мужем, они хотят быть впереди него. Так Господь им навстречу! Помнишь, как говорила бабушка?

— А дедушка говорил иначе: «Флаг в руки». Но с этим флагом они могут далеко убежать — от того, кто им этот флаг дал. Видишь разницу в мировоззрении мужчины и женщины?

— Ты… скучаешь по ней? — однажды спросил отец.

Сын посмотрел на него долгим взглядом.

— Меньше, чем ты. Но ей я не дам по мне соскучиться. — Кирилл жестко усмехнулся в усы.

— Не понял, — тихо заметил отец. — Ты намерен…

— Я не оставлю ее в покое…

— Ты серьезно? — Александр Иванович задумчиво смотрел на старшего сына.

— Без меня она никто. Ничто. Да, она умная, но ее ум мог реализоваться только рядом со мной. Она поймет, кто я, она вернется.

Вахрушев-старший покачал головой:

— Такие женщины, Кирюша, не возвращаются.

Борода Кирилла дернулась вверх:

— Я загоню ее в угол. Я лишу ее всего, что у нее есть.

— Ты сам сказал, что у нее нет ничего. Впрочем… — Вахрушев сдвинул волосы со лба. — Я слышал, отец оставил ей землю, недалеко от твоей фабрики. Знаешь?

Кирилл привстал на стуле.

— Что ты говоришь! — Его глаза сверкнули. Опускаясь на прежнее место, он с нежностью прошелся пальцами по бороде.

— Какой подарок! — Он откинулся на спинку стула.

— Хочешь купить землю? — с любопытством спросил отец. — За три рубля я имею в виду, — добавил он, чтобы не огорчить сына.

— Нет, отец. — Кирилл покачал головой. — Я заберу даром. Причем в тот момент, когда для нее будет больнее всего.

— Так-так-так, — пробормотал Вахрушев-старший. — Тебе не жаль, сын мой, тратить столько энергии? Не лучше ли засесть за докторскую? Я знаю тех, для кого ты можешь представлять интерес. Они дадут тебе грант на время работы и гарантию хорошего места…

— Ты знаешь, отец, чего хочу я…

Вахрушев пожал плечами.

— Сидеть над докторской три года…

— Можно успеть за два.

— Даже два года, — Кирилл боднул воздух, — это пребывать в состоянии покоя.

— Но следить за кем-то и злиться… — Отец поморщился.

— Разве ты не знаешь, что на энергии злости могут работать электростанции? — Сын насмешливо взглянул на отца.

— Если бы это было так, в нашей стране не нужны были бы другие источники, — усмехнулся Вахрушев-старший. Он снова посмотрел на стол. — Так кто этот приятный господин? — спросил он, указывая на фотографию.