Ангелочек. Дыхание утренней зари - Мари-Бернадетт Дюпюи

Анжелина помотала головой. Предложение Жерсанды стало для нее неожиданностью. События развивались так стремительно, что она растерялась.

– Я думала отвезти Ан-Дао к дяде Жану и тете Албани, хотя, конечно, не знаю, согласились бы они ее принять? У них своя жизнь, и теперь еще есть Бруно, о котором нужно заботиться.

– Да и чем бы ей там заниматься, в затерянной горной деревне, вдали от мира?

– Но мадемуазель… Жерсанда, матушка, вы точно уверены, что хотите взять на себя заботу об Ан-Дао? Их с ребенком нужно будет одевать и кормить, я уже не говорю о том, что их появление в городе наверняка вызовет переполох. О том, что она – одинокая мать, тоже станет известно очень скоро. Мне бы не хотелось, чтобы Ан-Дао жила в атмосфере всеобщего порицания.

Жерсанда де Беснак, улыбаясь, пожала плечами. Она научилась не обращать внимания на сплетни и мнение посторонних. Шли годы, а она так и осталась в душе девочкой из аристократической протестантской семьи, способной пойти следом за бродячим актером, которого полюбила, усыновить ребенка, чтобы дать ему свое имя, и отказаться присутствовать на бракосочетании вновь обретенного сына только потому, что он – другого вероисповедания.

– Любопытствующим мы найдем что рассказать, что-нибудь придумаем. Я больше никогда не буду поступать эгоистично, моя Энджи! В жизни я много грешила. Я исповедуюсь Господу в своих грехах без всяких посредников, и чем ближе смерть, тем больше мне хочется делать добро. Что станет с этой бедняжкой, если мы не возьмем ее под свое крыло?

– Сказать по правде, я еще об этом не думала. Вчера, в это самое время, я и знать не знала о ее существовании. Странно, правда? Мы провели вместе одну ночь, и теперь мы связаны узами дружбы. Мне кажется, что мы знакомы уже давно. И, в довершение всего, я не могу не сочувствовать Ан-Дао. Ей пришлось пережить много горя.

С выражением глубочайшей усталости Анжелина провела рукой по лбу. Нервное напряжение, которое не отпускало ее много часов подряд, начало спадать.

– Ты очень устала, моя милая крошка! – проговорила Жерсанда. – Может, приляжешь на диван? Там тебе будет очень удобно. Об Анри не беспокойся, Розетта за ним присмотрит. Луиджи скажет ей, что ты у меня. Одного я понять не могу: эта дама, эта коммерсантка из Сали-дю-Сала, отправилась ночью на муле искать для Ан-Дао помощи. Зачем бы ей так утруждаться? По твоим словам, она выглядела взволнованной, когда приехала за тобой.

– Можно сделать человека рабом, не покушаясь при этом на его жизнь. И сын ее, этот гнусный мсье Юбер, боялся потерять свою игрушку. Ведь несчастная Ан-Дао была его игрушкой, не больше и не меньше! Боже, какая мерзость!

И она зевнула, прикрыв рот ладошкой. Жерсанда встала и знаком предложила невестке последовать ее примеру.

– Идем, Энджи! – ласково позвала она.

Минута – и Анжелина уже лежала на диване. Жерсанда накинула ей на ноги одеяло, и она моментально закрыла глаза, растворяясь в приятном ощущении покоя и благополучия. Свекровь погладила ее по лбу и волосам, потом поцеловала в щеку.

– Спи, мое обожаемое дитя, спи спокойно! – прошептала она.

В доме на улице Мобек, неделю спустя, понедельник, 22 мая 1882 года

Розетта подошла к лестнице. Она несла поднос с завтраком для молодой матери, которая уже два дня жила в комнате, предназначенной для пациенток повитухи Лубе, на втором этаже. Это была симпатичная дама тридцати лет, чей супруг работал кондуктором в поездах на линии Сен-Жирон – Буссан.

– Ты почему тут? – спросила она у Анри, сидящего на нижней ступеньке лестницы. – Иди поиграй во дворе. Сегодня такой солнечный день!

– Нет, Озетта, я не хочу!

– Нужно говорить «Р-р-розетта»! Ты умеешь говорить «р», и только в моем имени ее пропускаешь. Ну, попробуй!

Мальчик надулся и помотал головой. Если верить Жерсанде де Беснак, он достиг «возраста капризов». Так она ответила Анжелине, когда та рассказала, что у мальчика как будто бы начал портиться характер.

– Тогда дождись меня, я скоро. У твоей крестной свои заботы. Будь послушным мальчиком, Анри!

И она поспешила наверх, думая о том, что ей за день еще предстоит сделать: развесить белье для просушки, сварить картошку, перегладить чистые вещи. Всю неделю после того исключительного происшествия в Ториньяне в доме не было покоя. Новость о возвращении повитухи Лубе распространилась по окрестностям, во многом благодаря разговорчивости Октавии. Анжелина приняла роды у двух женщин, причем к одной пришлось ехать в Мули – местечко в двух километрах от Сен-Жирона, а вторая произвела на свет своего первенца здесь, в диспансере. Это ей Розетта несла теплое молоко и несколько намазанных вареньем ломтей сладкой булки.

– А вот и я! После такого завтрака силы к вам наверняка вернутся! – сказала она пациентке и улыбнулась. – Как вы себя сегодня чувствуете?

– Живот все еще болит. Как будто бы спазмы, но начинаются они всякий раз, когда я прикладываю младенца к груди.

– Я передам Анжелине, чтобы она поднялась к вам как можно скорее. Сейчас она осматривает годовалую девочку – дочку Фаншоны, супруги нашего почтальона.

– Я ее знаю. Ее отец – хозяин таверны.

Улыбаясь, Розетта подошла к колыбели и склонилась над спящим младенцем. Это был мальчик весом в три килограмма.

– Какой хорошенький! – проговорила она. – Как вы его назовете?

– Дэни, мой муж, выберет ему имя. Представляю, как он удивится, когда вернется домой, а там только моя мать! Хотя в субботу, когда он уезжал, я пошутила, что рожу еще до его возвращения!

– И угадали! Что ж, оставляю вас наедине с завтраком. Повитуха скоро придет.

С этими словами девушка вышла и стала спускаться по лестнице. Она была в прекрасном расположении духа. Анжелине теперь не стоило тревожиться: в окрестностях уже узнали о ее возвращении, да и Магали Скотто не была ей серьезной конкуренткой.

«Если бы только почтальон принес мне письмо от Виктора, как обычно! Сегодня ведь понедельник…» – подумала она. Ей не терпелось прочесть послание, пронизанное любовью и нежностью. К слову, все письма молодого солдата были такими.

Анри не оказалось ни на лестнице, ни в коридоре. Решив, что мальчик побежал играть на улицу, Розетта вздохнула с облегчением и направилась в диспансер. На входе она задела рукой большую ширму. Прошлым летом у них было много пациенток, и ширма сослужила неплохую службу.

На Анжелине был белый халат, волосы она собрала в тугой пучок. Повитуха как раз закончила осмотр маленькой Луизы. Бледная от волнения, ее мать Фаншона наблюдала за происходящим.

– Что с ней? – спросила она наконец.

– У малышки проблемы с пищеварением, как в первые месяцы ее жизни, – ответила Анжелина. – Введите в ее рацион вареную рыбу и пюрированные овощи, только не добавляйте в пюре много молока. Если проблема не исчезнет, советую вам обратиться к доктору Бюффардо. Ну-ка улыбнись тете повитухе, Луиза! Ты ведь меня не боишься?