Женщина с глазами Мадонны - Евгения Михайлова

– Я бы сказала – никакие, потому что мы безразличны друг другу. Это вообще индюк, который интересуется только собой. Но вы все равно будете рыть. Легче сразу сказать: ну, что-то было. Так, чтобы совсем понятно: перепихнулись несколько раз. Думаю, я далеко не единственная клиентка, которую он поимел. Такой человек. Ему нужно все – свое и чужое.

– Вам-то зачем? Не нравится, индюк, был любимый человек…

– Я на допросе или на исповеди? Какое кому дело, зачем мне это? Но скажу по доброте душевной: я – экспериментатор. И вообще меркантильный интерес: директор, может, скидка выгорит или вообще бесплатник.

– Выгорело что-то?

– Как же! Жадюга! Один пример. У него в кабинете своя кофеварка и все, что нужно. Но он мне, своей, скажем так, партнерше, по телефону заказывает кофе и конфеты из общего холла. Потому и рассказываю, что девушки приносили. Видели меня там.

– Вообще, вы испытываете к человеку неприязненное отношение, почему пригласили его к себе на вечеринку?

– По одной причине. Он бы все равно узнал. Там все треплются друг с другом и по телефону. Он бы и людям мстил, и мне. Зло бы затаил. Мне плевать, а они от него деньги получают.

– Значит, мстительный и ревнивый…

– Ну, по жизни дерьмовый мужик. Но не настолько, чтобы резать Нарика ни с того ни с сего. Тем более его не было.

– Это могло быть спланированное алиби.

– Такое затевать… Ради чего?!

– Мне откуда знать? Знал бы, не расспрашивал. А с Владимиром Ларионовым в каких вы отношениях?

– Володька? Да тут любой скажет. Золотые руки, золотой человек, да ко всему красавец.

– Случайно с ним ничего такого? Больно много золота.

– Ничего, к сожалению. Тут я бы не устояла, несмотря на любовь к Нарику. Но глухо. Многодетный папаша, жена – командир, куча дел, все его разрывают на части, по делу, конечно. Мне кажется, он, как красивый конь в цирке, бегает по кругу и думает, что это жизнь.

– Интересно. Вы ему это не пытались рассказать? Свое впечатление.

– Зачем? Понимаешь, Кирилл, есть люди, у которых на лбу написано: «Тут ловить нечего». Это я уже для тебя говорю. Ты молодой, читай, что написано на лбу женщин. А там написано. Если ты не дурак. А ты вроде не дурак.

– Интересно мы закончили разговор. Я прям офигел от вашей доброты: меня немного уму-разуму научили. Теперь буду знать. Распишитесь, пожалуйста, тут и тут. Вы свободны. После экспертизы мы с вами свяжемся опять.

Ксения расписалась, встала, но не сдвинулась с места.

– Так я не поняла, что-то выяснилось, прояснилось? Какие у вас варианты?

– Собственно, ничего не прояснилось. Остались только два мотива. Два вечных мотива – ревность и корысть. По ним надо искать преступника, так я думаю.

– Получается, по-прежнему только я – подозреваемая? Да, я буду претендовать на квартиру. Нарик бы этого хотел. Он и хотел зарегистрировать отношения. Просто мы немного затянули.

– Это уже не проверишь. А подозреваетесь не только вы… Просто мало информации пока. Но это пока. Потом будет время, ее появится слишком много, придется отбирать, вычислять, проверять еще труднее. Так что мы работаем. Вы свободны. Спасибо за совет.

Вера почти бежала по узкому казенному коридору. Лицо ее было красным, на нем голубые застывшие слезы вместо глаз. Так плохо ей еще, наверное, не было. Эти тетки, без пола, без возраста, смотрели на нее с насмешкой и презрением. Они передергивали каждую ее фразу, они допрашивали ее, как в гестапо. Зачем ходит к Костику? Какое она имеет право? Какое у нее семейное положение, какие квартирные условия… Пока она говорила, одна тетка по адресу уже набрала ее квартиру, объявила с издевательским смешком: «У нее взрослый сын, совершеннолетний. Наверное, жениться пора, а жить негде. Присмотрели подходящий вариант».

Вера сначала пыталась как-то объяснить по-человечески, что просто жалко ребенка, что не хочет терять его из виду, но раз пошел такой разговор, такие подозрения, такая жестокость, насмешки, – она в этом участвовать просто не умела. Она просто встала и сказала:

– Я думала всегда, опека – это когда людям помогают, особенно детям. А вы просто на меня напали, чтобы одному ребенку стало еще хуже. Сироте. Моя бабушка говорила, Бог за такое наказывает.

Они все вместе заорали, кто-то смеялся, кто-то продолжал ее уличать в чем-то, она просто быстро ушла. И уже не видела от слез, в какую сторону нужно идти. Когда наткнулась на светящуюся красным светом надпись «Выхода нет», подумала, что это просто ей объяснение, чтобы не лезла она в эти казенные кабинеты. Ее никогда не поймут, она ничего не добьется, только сделает хуже. Теперь эти бабы запретят ее и в больницу пускать. А Вера просто хотела узнать, куда Костика отвезут потом. Она поняла, что просто не сможет его бросить и все забыть. Как во всем оказался прав Егор Григорьевич. Она не могла поверить, что все так жестоко.

Вера долго смотрела на надпись «Выхода нет», потом повернулась и медленно пошла по коридору в обратную сторону. Дошла до кабинета, где еще звучали возбужденные голоса, идиотский смех, открыла дверь, постояла на пороге, пока они ее заметят, замолчат. И сказала:

– Я просто хотела узнать, куда поедет Костик. Чтобы навещать его. Привозить покушать, игрушки, книжки. Нормально, по-человечески. Я думала, вам это будет понятно. Теперь понятно мне. Почему нельзя сказать такую ерунду: где будет находиться ребенок-сирота? Я ведь не усыновлять его собралась. Действительно: сын совершеннолетний, может жениться, бабушкой стану. Так посмотрели, какая у нас квартира? Трехкомнатная, нам хватит. А я не знаю, кому из вас может понадобиться квартира Костика. Лишняя ведь никогда не помешает, так? И почему-то вам нужно, чтобы ни один человек не знал, где будет этот ребенок. Может, потому, что скоро его не будет нигде? И вы спокойно продадите его квартиру?

– Все! – встала из-за стола практически квадратная женщина. – Это пора кончать. К нам ворвалась хулиганка, я вызываю полицию, еще работают судьи, Нина Сидоровна, например, она вынесет постановление об аресте. Ты сядешь у меня! – не выдержав, заорала она.

– Вызывайте. Я тоже вызову следователя и адвоката. Хорошо, что телефон его со мной. Мне кажется, любому юристу будет интересно то, что вы хотите скрыть место, где будет ребенок. Наверное, у вас уже были такие случаи…

– Да ты что тут пасть раскрыла? – квадратная женщина уже была вне себя. Она рванулась к Вере.

– Только попробуй, – вдруг сказала Вера тихо, но как-то очень выразительно.

– Так, – стукнула по столу другая дама, – вы что здесь обе устроили? Она действительно что-то может наплести из-за того, что с ней нормально не поговорили. Слушайте меня внимательно, гражданка Симонова. Мы никогда и ничего не скрываем. На то есть документы. Наша задача – как раз проследить за тем, чтобы квартира досталась мальчику… Когда он вырастет. Но мы не можем доверять каждому человеку с улицы. Есть специалисты.