Московская сага. Поколение зимы - Василий Аксенов

– Назойливый мальчишка! – вскричала Нина. – Ты,кажется, забыл, что мы близкие родственники?!

Взаимное то ли театральное, то ли подлинное возмущениенарастало.

– Ха-ха-ха! – саркастически расхохотался Нугзар. –И это говорит одна из самых свободомыслящих женщин двадцатого века! А где же«теория стакана воды»? А где же наш идол Александра Коллонтай и ее «любовь пчелтрудовых»? Почему для Паоло есть стакан воды, а для Нугзара нет стакана воды?Почему для Тициана есть мед, а для Нугзара нет ни капли? Родственники! Ты мнееще скажи, что ты замужем!

– Да, я замужем, балбес и плут. Кто тебе наплел про Паоло иТициана?

– Твой муж ни на что не годен, он не мужчина! –вскричал Нугзар.

Дело пошло всерьез. Он бросился на нее и начал целоватьплечи и шею. Взбешенная Нина вырвалась и схватила увесистый канделябр. Нугзар,тяжело дыша, ушел в дальний угол комнаты и вдруг резко там обернулся, будтозамахнулся саблей.

– А я знаю настоящую причину, почему ты перевелась вТифлисский университет! Родители заставили, когда стали выплывать твои странныеделишки с троцкистской оппозицией!

– Подонок! – крикнула ему в ответ Нина. – Где тынабираешься грязных сплетен?!

Нугзар уже спохватился, что наговорил лишнего. Заулыбался,«сабля» в его руке уже превратилась в сладкий персик.

– Да я просто шучу, Нина, не обращай внимания. Просто глупаяшутка, извини. Ну, ты знаешь, вокруг красивой женщины всегда болтовня, шутки,ну... Я ведь просто ваш паж, ваше величество. «Королева играла в башне замкаШопена, и, внимая Шопену, полюбил ее паж...» Видишь, русская поэзия игрузинским юношам не чужда.

Нина уже направлялась к выходу, но он все как-то перед нейкрутился, играя пажа и препятствуя уходу.

– Перестань паясничать и дай мне пройти!

Нугзар, танцуя вокруг на пуантах, как бы овевал ее опахалом.

– А можно я вас отвезу на пир Паоло, ваше величество?Вообразите, вы прибываете на гору Давида в настоящем американском «паккарде» стремя серебряными горнами! У моего друга есть такой, он одолжит его для вас.

И снова она не выдержала серьезной мины, рассмеялась:

– Подите на конюшню, паж, и скажите, чтоб вам задалиплетей! – Быстро обогнула танцующего Нугзара и выбежала.

Она зашла в аптеку, чтобы попрощаться с Галактионом, иувидела его обнимающим какого-то не менее солидного, чем он сам, джентльмена.

– Нина, ты глазам своим не поверишь! – закричалГалактион. – Посмотри, кто приехал, кто вернулся! Это же он, доблестныйКахабидзе! На правах родства ты можешь его называть дядя Ладо!

Нина тут же переключилась на другую оперу – «встречадоблестного Кахабидзе». Жизнь в Тифлисе ей вообще казалась чередованием оперныхтем.

– Дядя Ладо! С приездом, дорогой! С возвращением,генацвале! – закричала она и только тогда уже выкатилась на улицу.

Вслед за ней мягко впрыгнул в аптеку Нугзар. Сразу с порога,не дожидаясь представлений, открыл объятия:

– Глазам своим не верю! Дядя Ладо Кахабидзе собственнойперсоной! Легендарный комиссар! Как узнал, спрашиваете? Да я о вас в газетечитал, да я в сотне домов видел ваш портрет!

Нина на углу кликнула извозчика. Нугзар, выйдя из аптеки,быстрой пружинистой походкой стал спускаться к центру с его большими,«французскими», как нередко говорили в городе, отелями.

Между тем в аптеке Галактион и Владимир все еще не моглиналюбоваться друг другом, хлопали друг друга по плечам, заглядывали в лица,похохатывали.

– Галактион, разбуди меня! Неужели это действительно ты?

– Ладо, ты здесь, у меня, в моей старой аптеке?! Не надо, небуди меня, пусть сон продолжается!

Кахабидзе обходил аптеку, притрагивался к знакомым с детства(когда-то ведь и отец Галактиона, Вахтанг, владел заведением) вращающимсяшкафам с их рядами маленьких ящичков, на каждом рисунок определенной травы, ксеребряной кассовой машине «Националь», к покрытым стеклом прилавкам; все вещидобротные, старой российско-немецкой работы.

– Все здесь так, как было, – с удовольствием произнесон и вздохнул. – За исключением лишь того, что ты больше не хозяин, а нашпростой советский директор, дорогой Галактион.

Гудиашвили покачал указательным пальцем:

– Ошибаешься, дорогой Ладо, я не директор, а замдиректора.Директором у нас партийный товарищ Бульбенко. Его сюда перебросили изжелезнодорожного депо, где он тоже был директором. Большой опыт в руководствезамдиректорами.

Кахабидзе смеялся. Он явно наслаждался разговором иостроумием своего школьного друга и родственника, знаменитого аптекаряГудиашвили.

– Счастливец этот Бульбенко. Вах, если бы у меня на Уралебыл хотя бы один такой зам, как ты, Галактион! Однако в общем и целом дела идутнеплохо, правда?

Галактион вздохнул:

– Так себе. Знаешь, Ладо, я никогда не думал, что в моейаптеке будет не хватать белладонны, ипекакуаны, кальциум хлоратум... Увы,сейчас я иногда только развожу руками: перебои, перебои...

Ладо Кахабидзе притворно нахмурился:

– Нехватка белладонны? Недопоставка ипекакуаны? Да ведь этоже позор для нашей социалистической фармакологии! Обещаю тебе, я займусь этим!Увидишь, дорогой дон Базилио, к концу пятилетки наши трудящиеся массы будутнаслаждаться избытком белладонны, изобилием ипекакуаны!

Галактион взял себя за живот, похохотал.

– Хочешь честно, Ладо? Ты единственный коммунист БольшаяШишка, который мне когда-либо нравился. Сегодня пируем в твою честь!

Они уже собрались было покинуть заведение, чтобы как следуетподготовиться к пиру, когда в аптеку вбежала пожилая женщина. Она задыхалась,простирала руки, рыдала и взывала о помощи:

– Спасайте, добрые люди, благородный Галактион, спасай!

– Что случилось, уважаемая Манан? – бросился к нейфармацевт. Он тут же забыл обо всем на свете, включая и своего гостя.

«Великий человек, – подумал Кахабидзе. – Никого незнаю, кто так охотно бросился бы на помощь. В партии у нас, во всяком случае,таких нет».

– Вай-вай-вай, – причитала Манан, – мой муж, мойверный Авессалом, умирает! Вай, наверное, уже умер, пока я бежала к тебе,благородный Галактион, наша единственная надежда в эти тяжелые времена, нашгений. Боже, благослови тебя, и всех твои предков, и всех твоих потомков, ивсех твоих родственников навеки!