Роман Галицкий. Русский король - Галина Львовна Романова

- Эх, Галич, Галич! - говорил он. - Краше всех он городов русских, Червонной Руси отец и мать! Какие там храмы, какие терема! А стены, а усадьбы… Да что город! Там и небо синее, и воздух свежее, и трава зеленее. Зимы там мягше. Лето, правда, мокрее, но зато там и пахать начинают раньше и урожай на всей Руси собирают первыми. И поганые половцы не так часто захаживают. А как земля обильно родит! И чего там только нету!

- Во, опять завёл старую песню, - переговаривались за спиной остальные дружинники. - Всяк кулик своё болото хвалит.

Большинство воев были смольянами или детьми старых берладниковых дружинников, родившимися уже после смерти Ивана Ростиславича.

- А бабы там какие, - продолжал о своём Нечай. - Брови - что луки тугие. Косы - что трава-мурава шёлковая. Очи - как огонь. Взглянет - как гривной одарит!

- То-то ты на смольнике женился - на галичанках обжёгся! - со смехом воскликнул один дружинник.

- Ври, да не завирайся, Коста! - наставительно заметил Нечай. - Я на ней потому и женился, что похожую сыскал!

Его товарищи понимающе переглянулись. Многие знали жену Нечая - рыжую, как и его жеребец, крикливую суетливую бабёнку, что каждый год была череваста и успела одарить Нечая дюжиной ребятишек.

- Мели, Емеля - твоя неделя, - отмахнулся Коста.

- А ты молчи, коли не знаешь! - вспылил Нечай. - Думаешь, я просто так болтаю?.. А ведаешь ли ты, что нашу галицкую соль во все земли везут? Ведаешь, что, ежели б не Червонная Русь, не было бы у Руси торговли с иными землями? Мы и соль везём, и железо, и узорочье всякое… Вот ты в соборе Успенья Богородицы в Смоленске бывал? Нет! А я был. Стены там изразцами муравлеными выложены. Наши, галицкие изразцы. А стремена у тебя ведаешь, откуда? Тоже наши, галицкие. Отец мой ковалём был, я у него молотом часто в кузне бил, так что нашу работу завсегда отличу… Да это ещё что!

Коста недовольно заворчал что-то себе под нос, отвернулся, не желая продолжать спор, а Нечай тут же переключился на нового собеседника - юного меченошу Ростислава, Демьяна, и пустился в долгий рассказ о своей жизни в Галиче.

* * *

В тот день на рассвете пошёл мелкий дождик, переставший только к полудню. Когда тучи разошлись и в просветах показалось солнце, вой повеселели, расправили плечи, высыхая на ходу. Кто-то засвистал разудалую мелодию.

Дорога вилась вдоль реки. Сочно чавкая копытами по влажной после дождя земле, проскакали через рощу, обогнули излучину и выехали на опушку Ростислав первым осадил коня.

Река здесь делала плавный поворот, образуя луг. Дорога тянулась через него туда, где высился Галич. Матово поблескивали омытые дождём крепостные стены и избы посада. За ними виднелись кровли теремов и усадеб, сверкали позолотой купола соборов. В небе клубились, отходя к югу, грозовые тучи, и на их свинцово-синем фоне город играл яркими красками, распахивая навстречу Золотые ворота.

А между городом и дружиной разворачивались полки.

Конница пёстрой ощетиненной копьями толпой выливалась из распахнутого зева ворот, разворачивалась сомкнутым строем, а позади неё толпились пешцы. На заборолах было черным-черно от простого люда, что сбежался поглядеть на войско. Поблескивали доспехи - кольчуги, латы и шеломы. Хлопали на ветру стяги. Это торопилось выйти навстречу Ростиславу войско, посланное на помощь сыну королём Бэлой.

Старый дружинник Волуй выехал вперёд, прищурил светлые, выцветшие глаза.

- Это не наши, - определил он. - Вон то, верно, галицкие. А это не наши.

- Угры, - сказал кто-то.

Ростислав поглядел поверх войска туда, где стоял Галич. Спокойный, неприступный, он словно свысока поглядывал на людскую суету у подножия своих валов. Город, где он никогда не был, ибо родился в Звенигороде, и отец, отправляясь на первое княжение, не взял его и мать с собой. Город, где ему в детстве и отрочестве так и не пришлось побывать. Город, который ныне сам признал его своим князем.

- Княже, - Волуй выглядел обеспокоенным, - это что же выходит, княже? Ты глянь, какая сила нас встречает! Не к добру такая встреча, помяни моё слово! Эку силищу-то нагнали!

- Боятся, - подал голос кто-то из задних рядов. Ростислав бросил взгляд вперёд. Не надо было быть грамотеем, чтобы не понять - против малой русской дружины угры выставили своих полков раз в пять-шесть больше. И это не считая тех, что оставались за стенами Галича.

Ростислав знал об уграх. Знал, что они взяли в Галиче большую силу. Но знал и помнил также слова послов, сказанные ему в Смоленске, при дворе князя Давида: «Ты только приступи, княже, только разверни свои стяги - а мы тут как тут. Придём к тебе и не отступим!» Когда-то давно они так поступили при появлении его отца, и Ростислав верил, что сейчас всё повторится. И, повернувшись к своей дружине, он улыбнулся, расправляя плечи.

- Настал наш час, други! Покажем, кто мы есть. Не изгои безродные, не пришельцы из чужой земли. Мы дома, на Руси. Мы русские и возвращаемся домой. Поднимите стяг!

Из обоза из рук в руки передали и распахнули багровое полотнище с ликом Иоанна Предтечи. Кусая от волнения и важности губы, Демьян поднял его, и стяг развернулся на ветру.

Ростислав перекрестился и первым тронул коня.

* * *

Галицкие полки разворачивались боевым строем - в середине пешцы, по бокам конница под началом воевод. Завидев небольшую дружину князя-изгоя, бояре заволновались. Боярин Филипп ёрзал в седле, озираясь по сторонам. Борис Семёныч не смотрел в сторону поля. Фома Тудорыч казался неживым - так он был спокоен. Рядом с ним так же вертели головами Ивор Ивачевич, Домажир Хорошич и другие бояре. Многие из них были повязаны одной верёвочкой, но крепче неё держала их клятва, данная королевичу Андрею. Две клятвы зараз переступить - не шутка.

Заслав, оказавшийся среди бояр впервые с тех пор, как освободил его из поруба по просьбе боярина Вышаты Борис Семёныч, не выдержал первым.

- Что же будет? - воскликнул он. - Что же такое будет!..

- То и будет, что Господу угодно, - ответил боярин Филипп.

- Но ведь он же князь…

- Князь из грязи, - негромко, но весомо промолвил Борис Семёныч.

- И-эх! - привстав на стременах, Ивор Ивачевич ожёг коня плетью. - Галичане! За мной!

И первым, прорвав впереди стоящие ряды, устремился навстречу Ростиславову стягу. Его отроки послушно поскакали следом. За ним вырвался Домажир Хороший со своими воями.

Ругнувшись на себя сквозь зубы, что не догадался сделать это первым, Заслав пришпорил своего коня и поскакал вслед за остальными.

Осторожный боярин Филипп сперва тоже увлёкся, но, отъехав всего ничего, оглянулся назад и оторопел -пробитая перебежчиками брешь в галицких полках стремительно затягивалась: живая стена людей спешила зарастить рану, нанесённую предателями, закрывала им путь назад. Никто не тронулся вслед за ними. Несколько бояр остались одни. А впереди… Впереди была неизвестность.