Падает мрак - Маргарет Мерфи

— А вам не пришло в голову, что у него мог быть более… зловещий мотив?

— Хорошо, я признаю, что так могло бы быть. Но ведь ничего страшного не случилось…

— Вы только взяли деньги и поместили ваши мозги в карман брюк вместе с бумажником!

— Нет, погодите…

Но Лоусон продолжил, не слушая его возражений:

— Если бы вы сообщили об этом, то мы, возможно, уже поймали бы похитителя. Но вам это конечно же и в голову не пришло.

— Нет! — выкрикнул Дент. — Не пришло!

Они завершили допрос через несколько минут: было ясно, что от Дента им уже не добиться ничего путного. Когда его провожали к двери, Лоусон сказал ему вслед:

— Сейчас вы — сообщник похитителя. Если с Кларой Паскаль что-нибудь случится, вам, вероятно, предъявят обвинение в соучастии в убийстве. Поразмышляйте над этим на досуге, может, это освежит вашу память.

Несколько минут Лоусон и Бартон сидели в тишине. Пленки с записанным допросом лежали на столе перед ними. Бартон откашлялся, Лоусон взглянул на него:

— Ничего не говори, Фил… — Он прижал ладони к закрытым глазам, пытаясь унять жжение под веками. — Я знаю… Дент — всего лишь жадный дурак и не видит дальше бумажек, которыми тот парень помахал у него перед носом.

— А может, это был вовсе и не похититель, — утешил его Бартон.

— Не думаю, Фил. Пиппа тоже запомнила синюю куртку с красным кантом, так что, скорее всего, это наш человек. Да и рискнул бы он действовать с сообщником?

Бартон промолчал, но Лоусон и не ожидал ответа.

— А, к черту! — Инспектор взял со стола пленки и встал. Болели все мышцы, только теперь он понял, каких усилий ему стоил допрос — будто все это время он камни ворочал. — Мы подобрались к нему так близко! Еще бы чуть-чуть! Сорвалось…

— Да прекрати ты ради бога! — воскликнул Бартон. — Он остановил этого Почтальона Пэта[7]в полумиле от дома Паскалей. В группе наблюдения работают профессионалы, но они не всемогущи…

Лоусон устало кивнул: Бартон был прав. Что толку обвинять себя? Кларе это все равно не поможет.

— Что там с Мелкером? — спросил инспектор. — Нашли связи между ним и Касаветтесом?

Они вышли из участка, кивнув охраннику. Внутренняя дверь в Музей полиции была заложена кирпичом из соображений безопасности, и теперь войти туда можно было только с улицы. Они поспешили, опустив головы и подняв воротники, чтобы защититься от дождя, и, как только они свернули за угол, раздались крики и их окружила толпа фотографов и журналистов. Лоусон вздрогнул.

— Вот черт! — вырвалось у него.

Он совсем забыл про прессу.

— Есть какие-нибудь зацепки, сэр?

— Уже было требование выкупа?

— Это правда, что вы арестовали подозреваемого?

Лоусон сжал зубы и продолжал идти.

— У вас есть предположения, где может находиться Клара?

И вдруг раздался вопрос, который заставил его остановиться:

— Что вы можете сказать о сережке, инспектор?

Лоусон повернулся, чтобы взглянуть в лицо слишком осведомленному репортеру. Как, черт возьми, он узнал о сережке?

В толпе зашушукались: «Что за сережка?» И тогда журналист ответил вопросом на вопрос — и этот момент сегодня вечером будут транслировать по радио и телевидению по всей стране:

— Сережка принадлежит Кларе?

Лоусон решительно протолкался к входу в Музей и начал подниматься по лестнице.

— Как думаешь, кто слил информацию? — спросил Бартон.

— Касаветтес? — Лоусон грохнул кулаком по стене. — Макатиера инсульт хватит, когда он об этом узнает.

Поднявшись на второй этаж, они остановились.

— Ты спрашивал меня о Мелкере, — вспомнил Бартон.

— Есть что-нибудь? — Лоусон взглянул на приятеля в надежде услышать хоть одну хорошую новость.

— Мне очень жаль, босс. По нашей базе данных — ничего. Он честный, законопослушный гражданин. Единственно — пока не совсем ясен источник финансирования строительства его развлекательного комплекса. Может, тут что-нибудь нароем. Если что — я сразу дам тебе знать.

Холодный дождь все еще лил сплошной стеной, когда Бартон наконец подъехал к дому. Было уже начало одиннадцатого. Северный ветер налетал внезапными сильными порывами и гнал бурлящие потоки вниз по улице, переполняя водосточные канавы.

Отказавшись от мысли загнать машину в гараж, Бартон схватил дорожную карту с заднего сиденья и, прикрывая голову, чтобы хоть как-то защититься от дождя, побежал к дому. Пальцы онемели от холода, пока он воевал с замком, и Бартон в который уже раз поклялся, что летом обязательно пристроит крыльцо.

Бросив карту на пол, он закрыл за собой дверь и, наклонив голову, прислушался. Приглушенный звук работающего телевизора, доносившийся из гостиной, успокоил его. Это добрый знак. У Тимми на прошлой неделе начал прорезываться новый зубик, он капризничал, и уложить его спать было настоящим подвигом.

Фрэн, конечно, доставалось — она была занята с ребенком весь день, а часто и ночь, и Бартон с болью отмечал, насколько она устала. Он на цыпочках прокрался в гостиную и потихоньку открыл дверь. Малейший звук — и Тимми может проснуться, тогда понадобится половина ночи, чтобы снова его уложить. Комната была пуста. Прощай, романтический вечер в обнимку с любимой женой на уютном диване. Фрэн, должно быть, все еще укачивает Тимми, или она так вымоталась, что, пока ребенок не плачет, упала на кровать и заснула.

Он прошел в кухню. Записка на микроволновой печи предупреждала: «Разогревать на высокой мощности три с половиной минуты». Бартон, улыбаясь, понажимал на кнопочки и под успокоительный гул микроволновки полез в холодильник в поисках пива.

Фрэн, должно быть, не раз сегодня сбегала в магазин, потому что полки были забиты продуктами. Он отодвинул упаковку с мини-сникерсами и нашел две бутылки лагера, втиснутые за вакуумными упаковками с ветчиной и батареей бутылок всевозможных итальянских соусов для пасты.

Он открыл первую бутылку, и в ту же секунду запищала микроволновая печь. Что бы это ни было, пахло замечательно. Он сделал большой глоток лагера, вытащил из печки кончиками пальцев пластмассовый лоток: что-то китайское, утка, должно быть. Из магазина. Фрэн давно оставила попытки готовить дома и дожидаться его к ужину: сколько ни подогревай, к его приходу все равно остынет. А уж особенно теперь, когда он занимается расследованием тяжкого преступления.

Подцепив полную вилку, Бартон с наслаждением отправил еду в рот — и обжег язык.