Музыкальный инстинкт. Почему мы любим музыку - Филип Болл

Чего мы ищем, так это значимые ассоциации между группами стимулов: связано ли одно с другим? Мы по умолчанию считаем, что связано, если у нас нет причин думать иначе: мы любим искать шаблоны. «Ум, – говорил Леонард Мейер, – имеет тенденцию воспринимать группу стимулов как шаблон или форму, если есть хоть малейший способ связать эти стимулы друг с другом. Мы даже немного искажаем то, что видим или слышим, если это помогает сделать шаблон проще. Гештальт-психологи называют это законом Prägnanz (краткость или лаконичность)».

На рубеже девятнадцатого и двадцатого столетий вокруг Макса Вертгеймера, Христиана Эренфельса, Вольфганга Кёлера и Курта Коффка собралась и активно работала группа немецких психологов. Эти специалисты предположили, что ум обладает холостическими организационными тенденциями, преображающими полученный опыт в нечто большее, чем сумма его частей. С одной стороны, видимую картинку можно считать цветным лоскутным одеялом, а, объединяя лоскутки или разбирая их на отдельные объекты, мы превращаем внешний мир во вразумительное пространство. А еще мы умеем обобщать и классифицировать объекты. Нам не нужно видеть дерево заранее, чтобы опознать его как конкретный объект, даже если это дерево заметно отличается от всех ранее виденных нами деревьев: мы знаем, какова «древовидность». Кошку из мультфильма или детский рисунок кошки мы можем легко распознать, хотя вполне понятно, что эти изображения отличаются от фотореалистичной картинки. Мы можем составить представление о целостном объекте из его фрагментов, например, в случае, когда более отдаленные объекты перекрываются стоящими перед ними. Мы научились предугадывать последовательность движения. Объект, который выходит за пределы видимости ребенка, перестает для него существовать, но мы понимаем, что когда самолет залетает за облако, то вскоре он появится с другой стороны: «поверхность» поля восприятия не так легко может нас одурачить.[35]

По названию гештальт-принципы кажутся чем-то грандиозным, но на самом деле их можно с легкостью понять с помощью визуальных аналогий. Принцип сходства достаточно очевиден: мы можем сгруппировать вместе все видимые белые объекты или все круглые (Рис. 5.1а). Или же мы группируем объекты, находящиеся рядом друг с другом по закону близости (Рис. 5.1б). Принцип непрерывности предполагает, что мы склонны склеивать объекты вместе, если они обладают гладкими контурами, например, когда телеграфная линия проходит за столбом (Рис. 5.1в). По этой причине мы видим Х, когда пересекаются две диагональные линии, а не V поверх перевернутой V; первая интерпретация «дает возможность» обеим линиям продолжать двигаться в том же направлении. Легко понять, почему убежденность в непрерывности помогала охотникам выслеживать добычу, даже если та скакала по камням и между деревьев. Способность сплетать вместе части в связное, хотя отчасти сокрытое, целое зависит, однако, от возможности видеть то, что его перекрывает: сравните эффект на Рисунке 5.2а с тем, когда перекрывающий узор становится отчетливо видным на Рисунке 5.2б. Иногда это явление называют эффектом частокола.

Рис. 5.1 Принципы гештальт-сходства (а), близости (б) и непрерывности (в).

Рис. 5.2 Эффект частокола. Фрагменты на (а) по-видимому не имеют четкой структуры, но когда перекрывающий слой становиться эксплицитным (б), фрагменты группируются и превращаются в знакомые, непрерывные объекты позади верхнего слоя.

И наконец, мы группируем движущиеся объекты, которые перемещаются в одном направлении: принцип общей судьбы. Если одна птица в стае начинает двигаться по иной траектории, чем остальные, мы можем немедленно это увидеть. Это свойство сложнее представить в виде статического изображения, но можно поставить простой эксперимент: нарисовать облако из точек на прозрачном листе и наложить его поверх другого облака, нарисованного на бумаге. Два набора точек сливаются в одну массу, находясь в статике, но они превращаются в две четко различимые массы, если верхний лист начинает плавно двигаться. Поскольку музыка вызывает ощущение движения по траектории голосов и мелодий, существует психоакустическая аналогия этого зрительного эффекта.

Вы заметили, что для восприятия зрительных объектов не требуется прилагать сознательные усилия: мы видим узоры сразу. С когнитивной точки зрения мы способны без затруднений провести «грамматический» анализ стимулов. Этот термин заимствован из лингвистики, где мы опять же обнаруживаем, что бессознательная ассимиляция правил позволяет постигать смысл без особенных усилий. У вас не возникает труда с тем, чтобы определить глаголы, существительные, предлоги и другие части речи в предложениях еще до того, как вы поймете, что именно я говорю. Принципы гештальта срабатывают «с первого взгляда».

У всех этих визуальных принципов есть звуковые аналоги, что означает, что музыка только опосредованно связана с акустическими сигналами, генерируемыми исполнителями. То, что мы «слышим», есть интерпретация, наиболее вероятное предположение нашего мозга, который пытается упростить сложную звуковую картину с помощью гештальт-принципов. Опыт показывает, что они прекрасно справляются с превращением звука в гипотезы об обработке создавшего его процесса.

Группирование по сходству можно пронаблюдать на примере различения нот в соответствии с тембром: мы слышим перекрывающие друг друга голоса дуэта скрипки и фортепиано как две разные звуковые дорожки, а не как суп из нот. Группирование по принципу близости происходит, например, когда мы приписываем ноты той же мелодии, если они совпадают по высоте, но можем трактовать большой прыжок высоты тона как новое начало. Также мы можем группировать ноты, исходя из пространственной близости источников звука. Наша слуховая система довольно хорошо умеет определять источник звука, анализируя разницу в восприятии левого и правого уха, что можно сравнить с параллаксом бинокулярного зрения. Адаптивное преимущество способности определять место источника звука вполне понятно, оно необходимо как хищнику, так и добыче. Мы полагаем, что звуки, которые исходят из одной точки пространства, принадлежат одному физическому источнику: мысленно мы связываем серию звуков в «поток».

В последней главе при обсуждении восприятия мелодии мы говорили о принципе непрерывности. Существует аудитивный эффект частокола, причем по той же прагматической причине: в шумной среде способность отслеживать конкретный звук, даже если он временно перекрыт, является преимуществом. Когда сегменты поднимающегося и опускающегося звука слышны изолированно, разделенные тишиной, они воспринимаются в качестве дискретных раздражителей (Рис. 5.3), но если те же сегменты разделить шумовым импульсом, то кажется, что они составляют последовательный восходящий и нисходящий тон, периодически тонущий в шуме.