И оживут слова - Наталья Способина

Это значит, что я должна буду с ними встретиться? Не спрятать же меня Радим хотел в самом деле?

– Тебе плохо? – услышала я голос Альгидраса.

Я медленно открыла глаза и помотала головой. Нет, мне хорошо. Так хорошо, что лучше просто не бывает. Вот сейчас я познакомлюсь с настоящим княжичем… Или как он там называется? И я понятия не имею, чего именно ждет сам княжич от нашей встречи, что я должна буду делать. А еще Радим и Добронега вчера влили в меня какую-то гадость, а сегодня Добронега ведет себя как ни в чем не бывало. В доме Улеба меня обвинили во всех смертных грехах. У меня все хорошо! Просто замечательно!

Я попыталась улыбнуться просто для того, чтобы взгляд серых глаз стал не таким напряженным. Это ведь не его вина и не его проблемы… Не знаю, поверил ли Альгидрас моей улыбке, но с места сдвинулся, и мне не оставалось ничего, кроме как пойти следом.

Мы неожиданно быстро вышли к ручью. Причем совсем не в том месте, где его переходила я. На открытом пространстве оказалось гораздо светлее, и я остановилась, поравнявшись со своим спутником. На щеках Альгидраса горел нездоровый румянец, и я с уколом стыда подумала, что он ранен и, судя по голосу, нездоров, а ему при этом пришлось разыскивать меня вместо того, чтобы спокойно отдыхать.

Едва я собралась спросить его о самочувствии, как он меня опередил:

– Как ты себя чувствуешь?

– Что? – я от неожиданности поперхнулась воздухом и закашлялась. – Я… хорошо. А как ты? У тебя румянец нехороший.

– Вчера устала, небось? – не обращая внимания на мою реплику, произнес Альгидрас.

Вопрос прозвучал фальшиво, и это меня моментально отрезвило. Я привыкла к недомолвкам Радима, Добронеги, Улеба, теперь еще и Златы, но вот услышать подобное от Альгидраса я никак не ожидала. Ведь он мне ни разу не соврал. Молчал, игнорировал, отворачивался, но фальши в нем не было. Собравшись с духом, я выпалила:

– Вчера вечером Радим с Добронегой силой влили в меня какое-то лекарство.

Я застыла в ожидании реакции Альгидраса. Ну же, пусть хоть кто-то подтвердит, что я не сошла с ума. Ну, пожалуйста! Глаза Альгидраса на миг расширились, но он тут же быстро опустил взгляд, при этом я некстати подумала, что у него не только немужская худоба, а еще и совершенно девчачьи ресницы. Со злорадством подумала, надо сказать. Он же тем временем успел взять себя в руки и ответил:

– Вчера был тяжелый день, ты устала. Иногда бывает, что в голове все путается.

В голове путается? Это намек на то, что мне это все приснилось?

– Ты сейчас всерьез или просто издеваешься? Как в голове может все запутаться настолько, что примерещится, как в тебя силой вливают какую-то гадость? Когда ты отказываешься, пытаешься вырваться, а они все равно!

Я почувствовала, что меня трясет. Воспоминания о вчерашнем вечере снова накрыли. Мне даже показалось, что я ощущаю приторную сладость отвара на языке. Я подняла злой взгляд на Альгидраса. Ну скажи же еще что-нибудь! Соври. Оправдай Радимира. Ответь за них всех. Ну же! Выкрутись, как там Улеб говорил, «со всей ученостью своей».

Альгидрас посмотрел куда-то в сторону, нахмурился, словно решал что-то для себя, а потом обернулся ко мне.

– Тебе нужно успокоиться. Прошу, – его голос звучал просительно, и это стало для меня неожиданностью.

Повинуясь порыву, я поймала его запястье и с мольбой посмотрела в серые глаза:

– Объясни мне, что происходит. Пожалуйста! Я не понимаю. Они вчера так поступили, а с утра Добронега вела себя как ни в чем не бывало. Я будто схожу с ума. Понимаешь?

Я почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы, но сдержаться у меня уже просто не было сил.

– Я уже на самом деле не уверена, что у меня все в порядке с головой. Я не могу так больше. Помоги мне. Пожалуйста!

В эту минуту я даже не подумала о том, с чего он должен мне помогать. Зачем этому мальчишке чужая головная боль? Но единственное, что я могла делать, – это неотрывно смотреть в его глаза и шептать все это, давясь всхлипами. Я даже не обратила внимания на то, что вцепилась в его запястье мертвой хваткой и что по моим щекам давно текут слезы. Да, я должна была задавать все эти вопросы Радимиру, Добронеге, уж никак не этому мальчику, но интуиция, назначившая вчера Альгидраса самым здравомыслящим в Свири, а еще самым настоящим, что ли, заставляла меня цепляться за него как за соломинку.

Наконец Альгидрас дернулся, высвобождаясь из моей хватки, и я зажмурилась, чувствуя, что слезы текут все сильнее. Все правильно. Он ненавидит Всемилу, и ему плевать на то, что происходит со мной. Глупо было ожидать иного. Однако он просто поставил корзинку на землю и резко притянул меня к себе. От неожиданности я распахнула глаза и тут же снова зажмурилась, потому что солнце полоснуло по ручью, и у меня под веками заплясали красные пятна. Я невпопад подумала: «С чего я решила, что уже сумерки? Просто небо было затянуто облаками. А вот сейчас снова светит солнце, и значит, скоро все наладится».

Инстинктивно ухватившись за Альгидраса, я до боли сжала пальцы на боковой шнуровке его кожаного жилета, а второй рукой вцепилась в его плечо мертвой хваткой. Как же мне не хватало того, чтобы кто-то меня обнял и дал почувствовать себя защищенной хотя бы на минутку. Я не думала сейчас о Свири, о Радиме, о князе и княжеском сыне, с которыми я должна была сегодня познакомиться. Просто впитывала эти ощущения: мне плохо и страшно и меня утешают.

Я не сразу сообразила, что Альгидрас что-то говорит. Сначала почувствовала, что уху нестерпимо горячо, потом подумала, что у него, наверное, и вправду жар, и только потом до меня дошло, что он что-то шепчет.

– …ты только успокойся. Вчера был трудный день. Просто поверь: что бы ни случилось, Радим никогда не сделает ничего тебе во вред. Ты всегда должна ему верить! Он скорее даст себя убить, чем причинит тебе зло. Помни об этом. И главное – успокойся сейчас. Все уже хорошо.

Всхлипнув, я сильнее сжала его плечо. Хотелось сказать ему спасибо, но это показалось мне нелепым, потому что не смогло бы передать и десятой доли благодарности, которую я чувствовала сейчас к этому мальчишке.

– Успокоилась? – мое ухо снова обожгло дыханием.

Я кивнула, понимая, что минутка терапии сейчас закончится, и мне заранее было этого жаль. Впрочем, если Альгидрас так нервно реагирует на женские слезы, что готов обнимать, шептать утешения и еще невесть что… может, взять это на заметку и изредка пользоваться? От этой мысли я улыбнулась, но из объятий высвобождаться не спешила. От него здорово пахло: травами, деревом и еще чем-то незнакомым и почему-то успокаивающим.

– Нам сейчас нужно отсюда уйти, – негромко проговорил Альгидрас, осторожно отстраняя меня.

Он убрал руки с моих плеч и подхватил корзину. Я обратила внимание на то, что он нервничает. На какой-то миг подумала, что это смущение, но быстро поняла, что его нервозность вызвана чем-то другим. Он словно прислушивался к тому, что происходит вокруг, хотя даже не повернулся в сторону домов.

Вытерев слезы рукавом, я неуверенно посмотрела на Альгидраса. Он дышал поверхностно, словно опасаясь вдохнуть полной грудью. Может, я сделала ему больно? Или же ему настолько неуютно от чужих эмоций? Впрочем, что-то мне подсказывало, что дело было не только в чужих эмоциях; Альгидрас, похоже, не очень хорошо понимал, что делать со своими. Он снова по-детски сморщил нос, а потом поднял на меня взгляд.

– Здесь слухи летят быстрее ветра. К вечеру об этом будет знать Радим, – он замолчал, подбирая слова.

«И что?» – хотелось спросить мне. Мы же тут, простите, не оргию на виду у всей Свири устроили. Я расплакалась, он успокоил. Что тут такого?

– Утешение сестры побратима приравнивается к государственной измене? – нервно усмехнулась я.

Альгидрас смерил меня нечитаемым взглядом, разом словно закрывшись. Я почти услышала щелчок.