И оживут слова - Наталья Способина

– Когда же Мать-Рожаница над Златкой и Радимушкой смилостивится?

Эта фраза добила меня окончательно, загубив в моих мозгах картину того, как должны вести себя злоумышленники. Именно поэтому после завтрака я сказала Добронеге, что проведаю Желану – младшую дочь Улеба, которая приходилась Всемиле подругой. Разумеется, изначально я не собиралась никого проведывать, а просто хотела проверить, позволят ли мне выйти за ворота. Но мать Радимира неожиданно горячо поддержала эту затею и даже собрала какие-то гостинцы, в итоге мне оставалось только стоять, наблюдая, как корзинка наполняется румяной выпечкой, и думать, что я сама загнала себя в ловушку.

Уже выйдя за ворота, я оценила масштабы бедствия. Я понятия не имела, где живет Улеб, и совершенно не представляла, живет ли Желана в его доме или же в доме мужа. И если у мужа, то где тот дом? Пока я придумывала, как выбраться из силков, в которых оказалась по собственной глупости, скрипнула калитка и я услышала оклик Добронеги:

– Я уж не думала, что поспею. Пройдусь с тобой. Мне все равно к Милославе, а они там рядом.

Я подумала, что Добронега решила за мной проследить – слишком неожиданно она собралась по делам, однако мать Радима всю дорогу останавливалась поговорить то с одним свирцем, то с другим, и при желании я могла запросто пойти быстрее. Собственно, я этого не делала только потому, что понятия не имела, куда идти. Улица в очередной раз свернула, и Добронега тронула меня за локоть, указав рукой в сторону забора, ничем не отличавшегося ото всех остальных:

– Улеб там сейчас, верно. Ты передай, что я к Любаве позже загляну.

Я с облегчением кивнула, впрочем, облегчение мое тут же испарилось, потому что Добронега пошла вдоль по улице и, попытайся я сейчас уйти прочь от дома Желаны, она могла обернуться и увидеть это. И что тогда делать? К тому же улица отнюдь не была безлюдной, а это означало, что мое внезапное бегство от ворот дома Желаны может вызвать вопросы. Я глубоко вздохнула и подошла к запертой калитке. Насколько близки были Желана со Всемилой? Заметит ли та перемены? Вдруг ей суждено стать именно тем человеком, который откроет мой секрет? Я стукнула в калитку и тут же вздрогнула от раздавшегося яростного лая, отступив подальше из опасения, что история с Серым может повториться. Очень долго к калитке никто не подходил. Мое сердце колотилось как бешеное. Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть и приказать себе ни о чем не думать. Мне нужна была ясная голова. Хотя бы на несколько минут.

Наконец во дворе послышалась какая-то возня, детский голос прикрикнул на пса, раздался топот, и снова все стихло. Когда я уже отчаялась дождаться какого-либо ответа и всерьез решила уйти, за воротами звякнул засов и калитка с тихим скрипом отворилась. Передо мной стояла женщина возраста Добронеги. Я моргнула, потому что ожидала увидеть Желану, которая, по моему разумению, была едва ли старше Всемилы.

– Здравствуйте, – пролепетала я, поскольку женщина ничего не сказала – просто смотрела на меня не отрываясь, и в ее взгляде не было ни капли дружелюбия.

– Чего тебе?

Глаза женщины были красны, будто она недавно плакала. Да и выглядела она как человек, оправляющийся от тяжелой болезни. Мать Желаны?..

– Я… к Желане, – растерянно произнесла я, разом вспомнив вчерашний вечер, когда Радим и Добронега повели себя совсем не так, как я могла ожидать, и сегодняшнее утро, когда все было настолько буднично, что я всерьез забеспокоилась о своем рассудке. И вот теперь в доме подруги Всемилы меня встретили будто лютого врага. Может, это другой двор? Может, Добронега ошиблась? Или, чего доброго, специально направила меня сюда. Я с усилием отвела взгляд от лица женщины и постаралась заглянуть во двор, почти ожидая увидеть там дружинников. Но, видимо, женщина специально приоткрыла калитку едва-едва. Мне были видны лишь угол дома и край колодезной крыши.

– Нечего тебе здесь делать! – Я вздрогнула от резкого тона и вновь посмотрела на хозяйку дома. – Довольно беды ты принесла!

«Беды»? Я растерянно сделала шаг назад, разом позабыв все утренние волнения и сосредоточившись на том, какую беду я могла принести в этот дом. Я вижу-то их в первый раз, а Добронега и Улеб говорили, что Желана – подруга Всемилы.

– Любава! – из глубины двора раздался хриплый голос Улеба.

Значит, это действительно дом Желаны, а Улеб и Любава зашли к ней утешиться рядом с внуком после смерти сына. Пока я придумывала, что сказать и как побыстрее закончить этот нелепый разговор, женщина отступила в сторону и калитка распахнулась на всю ширину. За спиной Любавы стоял Улеб. Выглядел он еще хуже, чем вчера. Я бросила взгляд на мрачную Любаву и явственно ощутила, что здесь горе и прийти сюда было очень плохой идеей.

– Проходи, – кивнул мне Улеб, потянув жену за руку прочь от калитки.

Мне совершенно не хотелось входить в этот двор, но выбора мне никто не предоставил. Я быстро оглянулась по сторонам и заметила, что прохожие с любопытством поглядывают в нашу сторону. Кто-то вообще откровенно остановился, чтобы посмотреть, чем дело кончится.

– Спасибо, – пробормотала я, входя во двор.

Большой черный пес тут же зашелся истошным лаем. Любава шикнула на него и замахнулась тряпкой, которую сжимала в руке. Пес заворчал и отошел к будке. Я сглотнула. Если Улеб предложит мне сейчас пройти в дом, я, пожалуй, откажусь. Что-то мне подсказывало, что у Улеба может не оказаться такой быстрой реакции, как у Альгидраса, а проверять на деле, успеет ли он оттащить пса, мне не хотелось.

За те секунды, пока я рассматривала собаку, Любава успела отойти к дому и прислониться к перилам крыльца, демонстративно сложив руки на груди: мол, мужа-то она послушалась, но своего отношения ко мне не изменила. Улеб хмурился и разглядывал меня так, словно не мог решить, с чего начать разговор.

– Я Желану хотела проведать, – пробормотала я. – Добронега сказала, что это… можно будет.

– Ты бы лучше…

– Любава! – перебил Улеб жену. Мне показалось, что, не будь у них горя, его голос прозвучал бы гораздо резче. А сейчас в нем были усталость и предупреждение. – Иди к внуку. Я сам.

Любава вздохнула, смерила меня напоследок тяжелым взглядом и отправилась в дом. Я смотрела на ее поникшие плечи, пока женщина не скрылась за дверью, и думала о том, что, какими бы ни были причины неприязни ко Всемиле, сейчас я не могла осудить Любаву. Она потеряла сына.

– Не след тебе сейчас приходить, – оторвал меня от размышлений голос Улеба. – Видишь, как оно…

– За что она так? – я задала вопрос, не отрывая взгляда от закрывшейся двери.

Улеб не отвечал долго. Так долго, что мне пришлось повернуться к нему. Меня встретил напряженный взгляд.

– А сама как думаешь? – наконец произнес Улеб, и мое сердце дрогнуло. Я должна ответить?

Но Улеб нехотя продолжил:

– Коль не пропала бы ты, не рвался бы Радим так кваров рубить. И Радогость бы… – мужчина замолчал, не договорив. По морщинистому лицу пробежала судорога.

– Но ведь в этот раз они Радима… – пробормотала я, чувствуя обиду.

Ведь сейчас я вправду была ни при чем! За что они так?

– Так Радогостю рана на рану пришлась, – хмуро произнес Улеб. – Тебя искали, думаешь, как цветы в поле собирали?

В голосе Улеба послышалась злость. И я вдруг подумала, что зря считала, будто он испытывает ко мне симпатию. Наверное, он так же, как и остальные свирцы, ненавидит Всемилу. Просто любит Радима, вот и сдерживает себя, притворяется… Я открыла было рот, чтобы извиниться, сказать, что сожалею и что, если бы я могла исправить хоть что-то, я бы… Но Улеб неожиданно зло добавил:

– Лучше бы та стрела все же Олегу досталась. Негоже было в волю богов вмешиваться, вот Радогостя Перун и прибрал. Из-за этого все!

Я отшатнулась от злых слов.

– Так… нельзя говорить, – непослушными губами произнесла я.

– Понимала бы что… – устало ответил Улеб.

Злого тона как не бывало. Возможно, в нем и не было ненависти лично ко мне. Может, ему просто нужно было выплеснуть это. Я смотрела на испещренное