Мы из Бреста. Ликвидация - Вячеслав Сизов

Уже у поста дневального рядом с выходом на улицу меня догнала бежавшая по лестнице в распахнутой шинели, с портупеей и шапкой в руках Ирина. Она словно вихрь пронеслась по ступенькам и сразу же набросилась на меня:

– Володя, прости! Ты чего меня не дождался? Мне дали увольнительную до утра, и я хочу тебя проводить. Надеюсь, ты не против?

– Нет.

– Ты мне, кстати, кое-что обещал. Так что, по-моему, пришло время выполнять. У тебя поезд во сколько?

– В девять.

– Совсем хорошо. У нас в запасе есть еще несколько часов. Как раз успеешь у меня погостить. Или тебе хочется мерзнуть на вокзале?

– Нет, я лучше выполню обещанное.

– Вот и отлично. Тогда вперед, товарищ майор!

Запахнув шинель, застегнув ремень, поправив шапку и подхватив меня под руку, она потянула меня мимо дневального на улицу.

Мы шли по заснеженным улицам моего родного города. Вроде наступила календарная весна, а снега все еще было по колено. Метель бросала снег в лицо, качала уличные фонари и не давала смотреть по сторонам. Тем не менее мне интересно было оглядеться вокруг. На улице народа практически не было. Оно и понятно – метель, да и рабочий день. Дважды попадались армейские патрули, проверявшие документы у редких военных. Но это было понятно – рядом, на Ленинской площади, находится комендатура гарнизона и здание облвоенкомата. Драмтеатр стоял с продырявленным боком – весь правый корпус его был разбит, осталась только передняя стенка. Мороз не отпускал, да так, что пришлось останавливаться в подворотне и опускать на шапке уши. Идти было в принципе недалеко, всего пару километров, и мы перебежками старались поскорее добраться до дома Иры. Свернув на Комсомольскую, наконец смогли отдышаться. Здесь было значительно тише. Пройдя по узкой тропинке мимо десятка домов, мы остановились у низкого палисадника, за которым стоял покрашенный зеленой краской небольшой деревянный дом под шиферной крышей и с застекленной верандой. За домом в глубине сада из-за покрытых снегом яблонь виднелось несколько хозяйственных строений. К дому вела расчищенная дорожка. Ира открыла калитку и пошла вперед.

О чем-то задумавшись, Ира открыла дверь, и мы вошли в дом. Что сказать о нем? Обычный дом – маленькая прихожая, такая же кухня, больше половины которой занимали печь, стол и пара табуреток, зал и две крохотные комнатки, путь туда закрывали цветастые занавески. В доме было тепло и чисто. На окнах в консервных банках цвела герань и еще какие-то цветы. На стене тихо тикали ходики.

– Родители сегодня во вторую смену, придут поздно. Так что придется все делать самим. С печкой справишься? – снимая верхнюю одежду, спросила Ира и, получив положительный ответ, продолжила: – Она еще не остыла, так что угля подбрось. Он на веранде, там за столом в ведре должен быть. И чайник поставь. А я сейчас, быстро.

Она исчезла за занавеской в одной из комнат. Что ж, приказы не обсуждаются – они выполняются. Вновь разжигать печку не пришлось, угли в ней ало рдели, наполняя комнаты теплом. Подсыпав из ведра еще немного угля и поставив греться чайник, сел на стул и стал ждать Иру. На ее быстрое появление даже и не рассчитывал. Женщины, они во все времена останутся женщинами. Мне оставалось только сидеть, смотреть через стекло на темнеющее небо, наслаждаться теплом, идущим от печки, и ждать. Тут занавеска отдернулась, и в зал вплыла Ира. Она успела переодеться, снять с себя военную форму и надеть домашний пестрый халат.

– Ну что, готово?

– Да, – ответил я.

Ира достала из стола несколько кружек, темную пивную бутылку с пробкой из газеты, заварник и поднос, сверху покрытый большим белым полотенцем. Под полотенцем оказались пирожки.

– Я вчера вечером была дома, а тут отец привез из деревни от родственников немного продуктов, в том числе и муки. Вот мы с мамой и состряпали немного. Я хотела завтра принести тебе гостинца, но раз тебя выписали, то мы можем их и дома съесть. Да и с собой в дорогу возьмешь. Ну, что стоишь? Тут в бутылке малиновая настойка, разливай.

– Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. – Хоть Ира и возражала, но я достал из рюкзака консервы. А чего их беречь? Завтра уже буду в Москве, надеюсь, в части найдут чем покормить своего, возможно, бывшего командира. Мы сидели, пили терпкое вино и вели тихий неспешный разговор. Свет мы зажигать не стали, хватало бликов огня из печки. Мы были так близки, что мне захотелось ее поцеловать…

Очнулись мы, когда кукушка прокуковала восемь раз. Мне надо было бежать на вокзал. Сборы были недолги. Ира в одной ночнушке и на босу ногу металась по кухне, собирая мне с собой пирожки, а я все никак не мог попасть ногой в сапог. Наконец, одевшись и быстро простившись с девушкой, рванул со всех ног. Слава богу, что мы заранее договорились, что она меня не будет провожать. Вокзал встретил меня стуком десятков колес, гудками паровозов и тонкими стволами зениток, устремленных в небо.

Мой поезд уже стоял на погрузку, но проводник сразу предупредил, что с отправлением будет задержка. В сторону Москвы пропускали воинские эшелоны. Знать бы заранее, то можно было бы так не спешить, а то с девушкой не слишком хорошо получилось. Бросил и даже как следует не попрощался. Особых переживаний или угрызений совести по поводу случившегося у меня не было. Нормальные взрослые люди с нормальными желаниями и здоровыми инстинктами. Кто его знает, что дальше будет и как все сложится. Дожить бы до Победы, а там разберемся. Да и вообще не зря говорят, что война все спишет. В купе я был один. Отдав проводнику билет, я сел на полку и прислонился к стенке купе. Усталость и вялость накатили на меня, и я, несмотря на холод, уснул. Уже поздней ночью, с опозданием на несколько часов, холодный, покачивающийся и постукивающий на стыках рельсов купейный вагон повез меня из Тамбова в Москву, к новому этапу моей жизни…

* * *

Из сообщения Совинформбюро (РИ):

«В течение 4 марта наши войска вели упорные боя с противником и на некоторых участках фронта заняли несколько населенных пунктов. За 3 марта сбито в воздушных боях 3 немецких самолета, огнем зенитной артиллерии – 1 самолет и уничтожено на аэродромах 14 самолетов противника. Всего за этот день уничтожено 18 немецких самолетов. Наши потери – 6 самолетов…»

Москва встретила колючим снегом, жутким морозом и усиленным патрулем на перроне. У всех приезжающих бойцы в белых полушубках и с красными повязками на рукавах проверяли документы. Не избежал этой участи и я. Пожилой лейтенант, проверив мои документы, с улыбкой вернул их и предупредил, чтобы далеко их не убирал. Патрули в городе частенько останавливают для проверки документов, и особенно за нарушение военной формы одежды.

Ехать в наркомат или в штаб дивизии было поздно, торчать на холодном вокзале и ждать рассвета тоже не фонтан. Поэтому я решил добраться до квартиры, тем более что троллейбусы пусть и редко, но по Садовому кольцу ходили. Ехать мне было недалеко, всего-то десяток остановок до Курского вокзала, а там или пару остановок на 28-м маршруте трамвая, или пешочком до улицы Карла Маркса (Старой Басманной), дом 20, можно минут за пятнадцать дойти. Надеюсь, что ключ от квартиры у домоуправа сохранился, а то мой остался у Татьяны.