Всё дело в тебе - Эльвира Смелик

Лакшин усмехнулся, но отодвинулся, произнёс, улыбаясь:

— Ну, если тебя смущает, давай сначала поедим. Только в магазин придётся сходить. Или закажем чего-нибудь? Ты чего хочешь?

Можно и в магазин. Но лучше заказать. Не то, чтобы Даше совсем не хотелось готовить самой. Лакшин, кстати, тоже немного умел, и они уже один раз вместе пекли панкейки или, если по-простому, оладушки. Правда получилось с небольшим перерывом, или даже с двумя перерывами, но в итоге-то они всё-таки напекли. Просто действительно же надо отметить окончание сессии. Пиццей, или суши, или воками.

Но проблема в том, что еду доставляли не сразу, минимум полчаса успевало пройти. Поэтому, пусть звонок курьера и не застал их в постели, но Лакшину пришлось одеваться, чтобы открыть дверь и получить заказ. И Даше пришлось. Она же не привыкла ужинать почти голой.

Даша проснулась посреди ночи, или уже посреди утра, но раннего-раннего. В июне, когда темнеет совсем на чуть-чуть, со временем сложно разобраться. Большую часть суток — просто светло.

Лакшина рядом не было. Даша приподнялась и заметила его почти сразу. Он стоял на маленьком балкончике, облокотившись о перила, смотрел вдаль. И, похоже, почувствовал, что она проснулась, оглянулся, сдвинулся с места, нарисовался в проёме балконной двери.

— Иди сюда.

— Сейчас. Одену чего-нибудь.

Если он спокойно может торчать на балконе в одних трусах, то Даша всё-таки не рискнёт.

Лакшин шагнул в комнату, сдёрнул со стула свою рубашку, светлую, почти белую, возможно, ту самую, когда-то пострадавшую от нетерпеливой Дашиной руки, подошёл, кинул на кровать.

— Держи.

И опять вернулся на балкон. А Даша поднялась, двинулась следом, на ходу одеваясь и застёгивая пуговицы. Потом пристроилась рядом, прислонилась к плечу, ткнулась носом, задышала, тайком наслаждаясь запахом тела. К нему уже добавилось что-то от солнца — нежно, дурманяще, жарко.

— А ты почему не спишь? Я мешаю? Храплю?

Лакшин повернулся, чуть наклонился, тоже ткнулся носом в Дашины волосы.

— Неа. Нисколько не мешаешь. Просто… — он замолчал. Не знал, что сказать, как объяснить? Даша бы, наверное, тоже толком не объяснила, тоже бы выдала нечто похожее: — тут так хорошо.

Угу, хорошо. Ни лишних звуков, ни мельканий. Весь мир дремотно расслаблен, размеренно дышит, впитывая ласковые солнечные лучи. И ты тоже впитываешь, лучи, тишину, мир, замираешь и медленно плавишься от нежности к стоящему рядом человеку. Не смотришь, на него, а всё равно видишь, но не глазами, чувствуешь всем своим существом. И его рубашка нежно приникает к твоим плечам, рукам, груди.

Даша неосознанно ухватилась за пуговицу, покрутила, потрогала ворот.

— Ты всем её выдаёшь?

— Нет, — уверенно возразил Лакшин, — никому. — И добавил категорично: — Терпеть не могу, когда берут мои вещи.

— А как же тогда…

Он не дал договорить, приказал:

— Помолчи, — поцеловал в висок.

Даша украдкой улыбнулась. Хорошо, она помолчит. Но ведь думать — не воспрещается?

Никому. Не выдаёт. А ей же выдал. И она не намекнула, даже не подумала, что можно взять его рубашку. Он сам. Значит остальные для него «никто», и только она…

И опять захотелось улыбнуться. В последние дни всё время тянет улыбаться. Рядом с ним. Он всегда легко вызывает улыбку. У всех. Не потому что смешной, потому что…

А если он всем говорит подобное? Специально. Работает же. А он умеет. Потому все и лыбятся довольно.

Даша подняла глаза, заглянула Лакшину в лицо. Он опять смотрел вдаль, выражение немного отрешённое, будто он и сам где-то далеко.

Почему? Почему никак не получается поверить ему безраздельно, до конца? Почему время от времени возникают вот такие сомнения? Совсем не вовремя, совершенно без повода.

Она всегда считала, что не только Лакшин ей неинтересен, но и сама она не может его заинтересовать. Она ведь не настолько яркая и эффектная, как все эти вечно возникающие рядом с ним фигуристые сексапильные «светочки», и не настолько добрая, утончённая и нежная, как Ульяна. Но она никогда и не стремилась походить ни на подругу, ни на остальных, и никогда не комплексовала по этому поводу. И сейчас не собирается комплексовать.

Всё у неё в порядке и с привлекательностью, и с харизмой, и с сексуальностью, раз Лакшина зацепила. Он же наверняка на «абы что» не повёлся, разборчивый. И всё-таки…

— Дань!

— А?

— Почему ты со мной?

— Ну-у-у, — протянул Лакшин, сосредоточенно свёл брови. — Потому что у нас имена начинаются одинаково.

Отшутился, да?

— Дань, — повторила Даша одновременно и с упрёком, и с напором.

Нет, она не ждала, что сейчас он скажет «Потому что люблю тебя». Ей действительно хотелось знать причины, а «люблю» — это тоже следствие. Раньше ведь не любил, но потом что-то произошло, раз всё изменилось. А что?

— Мне с тобой хорошо, — принялся с показательным старанием перечислять Лакшин. — Ты не похожа на других. Ты… ты такая…

Он замялся, подбирая нужное слово, и она сама предложила не так давно слышанное:

— Чумовая?

— Ну, типа того, — коротко рассмеялся Лакшин. — Прикольная. Мне с тобой правда хорошо. И просто.

— Просто? — не поверила Даша. — Совсем никаких сложностей?

— Не в том смысле. Но некоторые сложности раздражают, а некоторые — ничего так, даже нравятся. И возбуждают.

— Например?

— Даш, — Лакшин страдальчески изогнул брови, — ну, я не умею о таком говорить. Я ж не поэт, я художник. — Он замолчал на несколько секунд, знакомо прищурился, заглядывая ей в лицо. — Давай, я лучше нарисую.

— В смысле?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — В прямом. — Он пожал плечами. — Чего тут неясного? Нарисую. Тебя, — пояснил и неожиданно напомнил: — Ну тогда же, когда я подарил Ульяне портрет, тебе же тоже хотелось.

Ещё как хотелось. Но дело даже не конкретно в портрете, а в необычности подарка.