Фея придёт под новый год - Ната Лакомка

Я постояла ещё, слушая, как он фыркает, словно рассерженный кот, где-то на втором этаже, и всё ждала, что сейчас раздадутся другие шаги, но больше никто не спустился.

Выдохнув, я села на скамейку, закрыв лицо руками. Мне хотелось сделать, как лучше, а получилось… И что подумал обо мне господин Тодеу? Что я мошенница, пишущая подложные письма, шантажистка, да ещё и соблазнительница, которая решила совратить невинного юношу… Конечно, назвать Эйбела невинным было бы огромным преувеличением, но родительская любовь слепа… Пусть Эйбелу досталось, но он — сын и наследник, а я…

Я прождала ещё полчаса, но никто не пришел обвинять меня или выгонять. Вода в котелке почти остыла, но я не стала разжигать огонь снова. Вымоюсь и в такой.

Залив угли, я закрыла печные заслонки, погасила светильники, оставив один, чтобы взять с собой, и ушла в ванную комнату.

Налив в кувшин теплой воды, я разделась и закрутила на макушке волосы.

Будь что будет, а моей вины не было. Вернее, почти не было. Вернее… Да если даже женщина кокетничает с мужчиной, это не значит, что надо зажимать её по углам! Тем более, когда женщина — служанка, и находится в зависимости, и ей некуда идти… И если господин Тодеу — разумный человек, он всё поймёт. А если нет… Что ж, будет очень жаль, но не смертельно.

Так я успокаивала собственную совесть и уговаривала себя избавиться от беспокойства, плеща водой в лицо, на плечи и грудь, стоя на коленях в большом серебряном тазу для умывания. Сквозь журчание воды мне показалось, что кто-то позвал меня по имени — по моему настоящему имени. Миэль, а не Элизабет.

Вздрогнув, я оглянулась, но в ванной комнате никого не было.

Показалось?.. Или это моя рыжая Проныра бродит по дому и мяукает? Глупая кошка!

Я быстренько вытерлась и оделась, вылила воду и подошла к двери. Меня смутило, что дверной крючок, который я вроде бы, вставляла в металлическую петельку, болтался, чуть покачиваясь. Может, я забыла запереться? Ну вот, не хватало ещё, чтобы и это приписали попытке соблазнить мужчин в этом доме. Надо быть внимательнее, Миэль.

Выйдя в коридор, я тихо позвала кошку:

— Кис-кис-кис, — но кошка не появилась. — Тем хуже для тебя, — прошептала я в темноту и пошла в свою комнату, держа светильник повыше.

Я не успела просушить волосы, и мокрые пряди холодили даже через кофту. Я перебросила их на грудь, накручивая концы на ладонь, и не сразу заметила, что кто-то преградил мне дорогу — просто встал на моём пути. Молча, бесшумно.

Конечно же, это был хозяин дома — господин Тодеу Десинд собственной персоной. Я узнала его почти сразу, но всё равно успела вскрикнуть и уронила светильник. Жир разлился по дощатому полу, желтый огонёк жадно лизнул его и взметнулся, разгораясь сильнее, но в следующую секунду его накрыл камзол, который Десинд сорвал с себя и бросил на пол.

Стало темно, как в яме, зато теперь я слышала тяжёлое дыхание мужчины, стоявшего на расстоянии вытянутой руки от меня… А может и ближе, потому что что-то коснулось моего плеча — легко, почти незаметно, но сразу же исчезло.

— Решили устроить пожар? — тихо спросил господин Десинд, невидимый в темноте.

— Вы напугали меня, — отозвалась я.

— Пугать не хотел, — признался он. — Хотел извиниться за Эйбела. Он повёл себя с вами, как свинья. Я его выпорол.

Выпорол! Взрослого парня! Я на мгновение прикрыла глаза, хотя в этом не было необходимости — всё равно ничего не было видно. И то, что для господина Тодеу я не была виновна, меня мало обрадовало.

— Несомненно, после порки он сразу же исправится, — сказала я холодно. — Ведь ничто так не способствует воспитанию, как розги. Они любого отпетого разбойника превратят в послушного мальчика. Спокойной ночи. С вашего позволения, мне надо убрать здесь…

— Вы недовольны? — помолчав, спросил Десинд, и голос у него был удивлённый.

Какая проницательность! Я не стала отвечать, развернулась и пошла в кухню, держась рукой за стену. Надо взять другой светильник и замыть жир с половиц…

На ощупь найдя на столе кремень и кресало, я зажгла светильник, а когда обернулась — чуть не налетела на господина Тодеу, который стоял позади. Я снова вскрикнула, но в этот раз не уронила светильник, потому что Десинд успел схватить меня за руку и поддержать плошку. Фитилек мигнул, но не погас, и даже жир не пролился.

— Вас опасно оставлять одну, — сказал Десинд, осторожно отбирая у меня светильник.

— Если бы я была одна, пугать меня точно было бы некому.

— Тогда ещё раз прошу прощения, теперь уже за себя, — он поднял плошку с огоньком повыше. — Я вам посвечу, а вы берите тряпки, воду, что там ещё нужно. Не хотелось бы, чтобы завтра Джодин поскользнулась и свернула себе шею.

Про себя я отметила, что в отличие от сестры он назвал служанку настоящим именем, а не уменьшительным прозвищем. Но даже это не слишком извиняло его в моих глазах.

— Не утруждайте себя, — сказала я, не двигаясь с места. — Прекрасно справлюсь без вашей помощи. Уборкой занимается прислуга, а вы — хозяин дома, глава семьи. У вас другие обязанности. Например, по воспитанию детей. Вы уделяете этому так много времени, а тут ещё и порка отняла столько сил… Так что не смею вас задерживать.

Я сделала паузу, ожидая, что он что-нибудь скажет, но господин Тодеу молчал. И смотрел на меня, будто собирался писать мой портрет по памяти. Я занервничала под этим взглядом, но старалась держаться уверенно.

— Что-то я не понимаю, — произнес он, наконец, — вас обидел Эйбел, но злитесь вы, как будто, на меня.

— Меня обидела невоспитанность Эйбела, — подсказала я ему, — но в ответе за воспитание не дети, а их родители.

— Намекаете, что мои воспитательные меры никуда не годятся? — спросил мужчина, по-прежнему держа светильник.

— В догадливости вам не откажешь.

— Не претендую на особую догадливость, — он поставил светильник на стол и скрестил на груди руки, — но мои меры воспитания действенны. Больше Эйбел никогда не посмеет к вам подойти.

— Но добавит ли ему это любви к вам? Уважения ко мне? — спросила я, начиная горячиться. Хотела разговаривать с ним холодно, с высокомерной вежливостью, но не получалось — совсем не получалось. — Удержит ли это его от нападения на другую девицу, показавшуюся ему доступной и смазливой?

Он слушал меня, не перебивая, и я осеклась, вспомнив, что живу в доме этого человека нелегально, прячась от королевской гвардии, а этот человек знает, что я — лгунья. И о причинах лжи можно домыслить что угодно.

— Что замолчали? — спросил Десинд, и голос у него был почти вкрадчивым. Так мог бы говорить лев, спрашивая у пойманного зайца, который час. — Продолжайте, не стесняйтесь. Вы так мило поучаете меня… Но у вас ведь есть на это право. Вы ведь из монастыря, а там обитают почти святые. Вы считаете себя почти святой, Элизабет?