Домашний огонь - Камила Шамси

Аника «Трусики» Паша, девятнадцатилетняя сестра-близнец мусульманского фанатика Парвиза «Перви» Паши, уличена как сообщница своего брата. Она завязала знакомство с сыном министра внутренних дел Эймоном (24 года) и пыталась с помощью секса манипулировать им, чтобы он уговорил отца впустить ее брата-террориста обратно в Англию. «Трусики» прятала свое подлинное лицо от любовника и открыла ему свою истинную цель за несколько часов до того, как ее близнец был, к счастью, убит, когда пытался проникнуть в британское посольство в Стамбуле. Эймон Лоун поспешил сообщить министру внутренних дел о том, что женщина, которую он впустил в свою постель, пыталась через него повлиять на его отца, чтобы вернуть своего преступного брата в Британию. Карамат Лоун немедленно связался со службой безопасности, но, прежде чем удалось принять какие-либо меры, Перви Паша был убит. Наш славный министр, который решительно противостоит экстремистам, подвергая опасности собственную жизнь, хранил молчание, пока продолжалось полицейское расследование. Сегодня утром его офис опубликовал короткое заявление, извещающее об этой постыдной интриге. Обещана «полная прозрачность». Хотя хитроумная сестрица террориста пока не уличена в нарушении какого-либо закона, ей велено держаться подальше от сына министра внутренних дел, который, насколько нам известно, гостит у друзей в Норфолке. «Старания ее были напрасны. Министр внутренних дел никогда бы не пошел на уступки, ставящие под угрозу безопасность этой страны», – подытоживает источник, близкий к семье Лоуна.

Читайте внутри: Дочь и сестра мусульманских террористов. Тайная повесть секса. Эксклюзивная история Аники «Трусики» Паши.

XVI

XVII

Сложила чемодан, выкатила его на улицу, впервые за все эти дни вышла из дома, раньше камеры-микрофоны-полиция не выпускали. Из дома тетушки Насим напротив выбежала Исма: «Куда ты?» Исме она больше никогда отвечать не станет. Пошла по улице, полицейский нагнал: «Мисс, вернитесь, пожалуйста, в дом», села в ожидавший автомобиль, на этот раз за рулем Дама Эдна, Абдул, ставший ее покровителем и союзником, он перемахивал через стену сада и, невидимый журналистам, входил в дом. Абдул с ее квитанцией съездил за паспортом, купил билет, заплатил за него сам, чтобы Исма не получила СМС из банка об операции по карточке.

Телевизионный фургон последовал за ними, к нему присоединился полицейский эскорт, не беда, прятать ей нечего, так даже лучше.

– Почему ты помогаешь мне, Абдул?

– Есть кое-что, чего ты про меня не знаешь.

– Что ты гей, я узнала, наверное, еще раньше, чем ты сам.

– Не то – хотя спасибо, что никогда не выдавала. Это я рассказал кузену Фарука про Парвиза. В смысле слухи про вашего отца. Наверное, потому-то Фарук и отыскал его.

– Не твоя вина, что он решил ехать.

– Почему он надумал?

– Не знаю. Перестала задавать самой себе этот вопрос. Но потом он захотел вернуться, и для меня только это важно.

– Если тот вернется – Фарук, – я его убью.

– Нет, не убивай. Сдери с него кожу самым маленьким скальпелем, какой сумеешь найти. Выковыряй глаза ложечкой для мороженого. Налей медленно разъедающей кислоты ему на язык.

– Я так понимаю, ты все продумала.

– На этом я могу сосредоточиться. А так мало на чем.

– Не думаю, что я справлюсь.

– Понимаю. Ничего.

– И еще кое-чего ты не знаешь.

– Чего же?

– Твой брат казался мне очень привлекательным, – это он произнес голосом Дамы Эдны.

– Спасибо, Абдул. А то я было разучилась улыбаться.

Она ожидала очередного допроса в аэропорту, но человек из службы безопасности глянул через ее плечо на полицейских, затем на новенький пакистанский паспорт и посадочный талон до Карачи и кивнул.

– Что вы надеетесь там найти? – крикнул один из журналистов из-за барьера, когда она проходила в зал отлета.

– Справедливость, – ответила она.

XVIII

Карачи, цветные автобусы и бесцветные здания, стены в граффити, билборды с рекламой мобильных телефонов, газировки и мороженого, птицы кружат в раскаленном добела небе. Парвиз опустил бы окна, чтобы впитывать в себя новые звуки, но она откинулась на спинку сиденья и ехала в тишине, которую нарушал лишь кашель кондиционера – молчание было ей навязано кузеном-гитаристом, который отказался объяснять, почему у трапа самолета ее встретила охрана аэропорта и отвезла в грузовой терминал, где кузен ждал ее в бежевом автомобиле с наклейкой на ветровом стекле, возвещавшей о принадлежности к гольф-клубу, – такая машина годится скорее бизнесмену, чем музыканту.

– Сними хиджаб и надень это, – вот и все, что он сказал, протягивая огромные тонированные очки. Она отказалась, но насчет очков потом передумала, уж очень солнце в глаза било.

Так в полном молчании доехали до высокого белого здания гостиницы, кузен свернул на подъездную дорожку, миновав рассеянного охранника, остановился и отмахнулся от паренька, пытавшегося забрать у него ключи.

– Выходи здесь, – велел он.

– Зачем?

– Вход в гостиницу вон там. Я зарегистрировал тебя на три дня под именем миссис Гуль Кхан. Тело прибудет завтра, к вечеру его похоронят. Мы подготовили место для погребения. Послезавтра я пришлю за тобой машину. В девять утра. Помолишься на могиле – и отправляйся домой. Ясно? Не звони мне. Не звони моей матери. Ты все поняла?

– Это ты должен понять. Не надо его хоронить. Я приехала забрать его домой.

Кузен вскинул руки.

– Не хочу ничего слышать. Сумасшедшая. Знать ничего не хочу. Моя сестра в Америке, у нее там родится ребенок – ты или твой ублюдок брат хоть на минуту задумались о нас, с паспортами, которые для прочего мира не лучше туалетной бумаги, мы всю жизнь стараемся вести себя как можно осторожнее, только бы вид на жительство продлили. Не стой рядом с тем парнем, не читай этого в твиттере, не загружай из интернета книгу Ноама Хомски. А потом твой брат использует нас как прикрытие, чтобы присоединиться к каким-то психопатам-убийцам, а потом ваше правительство решает, что эта страна – помойка, где можно сваливать невостребованные трупы, а твоя семья рассчитывает, что мы возьмем на себя похороны юнца, чью фотографию все неделю показывали по телевизору как «лицо терроризма». А теперь еще ты примчалась, мисс Трусики Хиджаб, и мне пришлось потянуть за такие ниточки, за которые я вовсе не хотел тянуть, чтобы вытащить тебя из аэропорта и скрыть от журналистов всех стран, но ты, оказывается, еще какой-то фокус задумала, знать не знаю какой, но моя семья не будет иметь к этому никакого отношения, никаких отношений с тобой.