Домашний огонь - Камила Шамси

Карамат уже вставал, когда мобильный зазвонил и на экране высветилось имя его сына. На миг он сжал телефон обеими руками и почувствовал, как по старой, бессмысленной привычке губы сложились в слово «бисмилла». Потом ответил.

– Привет, папа. Так и думал, что ты уже не спишь. – Спокойный ласковый голос, и не скажешь, что этого самого юношу пришлось с применением силы удерживать от возвращения в руки шлюхи-манипуляторши. Хотя он ведь не по рукам ее так сильно скучал, верно? Впрочем, Карамат зря позволил себе так пошутить.

– Ты в порядке? – Они ни разу не общались с тех пор, как по просьбе Терри Макс и Элис увезли мальчика в одно из семейных поместий Элис. Это после того, как истерика сменилась апатией. СМИ полагали, что имение находится в Норфолке, но кто его знает, может, и в Нормандии, – Карамат не просил специально Терри скрывать от него эту информацию, но она и сама знала, что лучше ему не говорить, потому что на вопросы журналистов он обязан отвечать честно. Его жена всегда прекрасно понимала, кто он такой, кем должен быть как публичная фигура, и тем страннее, что она вздумала собрать часть его гардероба и вынести в спальню цокольного этажа, когда его офис сделал заявление о связи Эймона с той девушкой. «Ты мог его защитить – и не защитил», – сказала она, словно муж был настолько глуп или вовсе лишен принципов, чтобы попытаться прикрыть сына. И она нисколько не смягчилась, когда большинство газет совершенно справедливо описали Эймона как легковерного мальчишку, а некоторые даже высказали предположение, что он порвал с девушкой, как только понял, ради чего она его подцепила.

– Да. Извини, мне самому теперь жаль, что я так себя вел.

Карамат скрестил ноги, присмотрелся к осетрам – пучеглазым, хвост зацеплен за хвост, – которые украшали основание фонарного столба. Обычно ему они казались нелепыми, но теперь, под его благосклонным взглядом, предстали забавно-милыми.

– И мне жаль, что тебе предстоит пройти через нелегкий период. Вероятно, перебраться в Нью-Йорк, как советовала твоя сестра, – неплохая идея.

– Я больше беспокоюсь о тебе, чем о себе.

Карамат поднялся, отошел к столбу, оперся на него, отвернувшись от охранника.

– Очень мило, но с какой же стати?

– Похоже, с твоей позиции не разглядеть, как это выглядит. Правительство отсылает граждан в другую страну, если их поведение нас не устраивает. Разве это не означает, что мы не справляемся с собственными проблемами? А отказать родным в погребении близких – такое никогда и никому не сходит с рук. Вот о чем люди заговорили, и я их слышу. Если твои советники предпочитают об этом умолчать, тебя должен предупредить сын.

– Мой сын наставляет меня в политике с высоты своего опыта общения с джентльменами-землевладельцами, – произнес Карамат, вдавив кулаки в выпученные рыбьи глаза.

– Я говорю тебе это, потому что дорожу твоей репутацией. Больше, чем ты думаешь.

– Это она тебя подучила, верно?

– Я не говорил с ней. Ты же знаешь. Я сделал все так, как ты велел. Не звонил, не писал. Ты сказал, если я послушаюсь, ты ей поможешь. И как же ты ей помог?

– У ее дома установили полицейский пост, чтобы ее защитить. Я не допустил, чтобы публика увидела, какое видео снимал ее любимый братец. Ее не продержали две недели под арестом до предъявления обвинения даже после того, как она призналась, что соблазнила моего сына, чтобы помочь террористу. Ведь ты видел протокол допроса, правильно? Она призналась.

– Разумеется, она так сказала, решив, что я ее бросил.

– Ты самого себя слышишь?

– Ты самого себя слышишь? Ты считаешь, будто оказал человеку услугу уже тем, что не запер его на две недели без всякой на то причины.

– Будь добр, не разыгрывай из себя отважного бойца. Хребет слабоват. Она сделала тебе такой крутой минет, какого ты в жизни своей не получал? В этом все дело? Поверь мне, найдутся и более умелые.

Пауза, а затем голос сына, аристократически-ледяные интонации:

– Полагаю, на этом мы закончим разговор, отец.

Конец. Карамат обернулся, сдавил в кулаке бумажный стакан. Суарес шагнул к нему, протянул руну, чтобы забрать стакан, на подушечке большого пальца – отчетливые следы зубов. Он заметил, что Карамат смотрит на вмятины, и поджал палец, пряча столь зримое напоминание о том, как Эймон отчаянно молотил кулаками и ногами по воздуху, а зубы его впились в ладонь, которой Суарес зажал ему рот. Уклонившись от протянутой руки, министр запулил бумажным комком в урну. Снаряд ударился о край отверстия, отскочил и провалился внутрь.

Убирайте мусор. Поддерживайте чистоту в Британии.

* * *

Около полудня в Лондоне – в Карачи уже сильно после полудня – кто-то с ником @CricketBoyzzzz выложил фотографии молодой женщины в нежном утреннем свете: она сидела, скрестив ноги, на белой, усыпанной розовыми лепестками простыне, простыня была расстелена среди газона. Опаленная солнцем трава и влажные следы на блузе свидетельствовали о непереносимой жаре, не спасал даже баньян с раскидистыми ветками и похожими на бороду воздушными корнями, под которым она устроилась.

#Трусики #Отыскалась

Все корреспонденты, следившие за историей Паши и рыскавшие по отелям, кладбищам, возле домов его родичей и в аэропортах, сбежались в парк, но удостоились лишь пустого взгляда и молчания девицы, которую Карамат считал теперь не только манипуляторшей, но и психически ненормальной.

– Выясните, где тело, – поручил он своему помощнику Джеймсу, переводя взгляд с одного экрана в своем кабинете на Маршам-стрит на другой. Один телевизор передавал международные известия, другой был настроен на пакистанский новостной канал.

Пакистанский новостной канал, в свою очередь, делился на две картинки: слева на экране все время показывали парк, толпу зевак, растущую вокруг девушки, словно возле места катастрофы, справа – увенчанный тюрбаном ведущий религиозной программы растолковывал закон шариата применительно к случаю Паши.

У религиозного деятеля – черные, зализанные назад волосы и темная метка на лбу, знак благочестия, нажитый биением о камень или твердую поверхность, каждый день, многократно простираясь в молитве. Карамат взял пресс-папье в виде льва и единорога, прижал к собственному лбу. Во-первых, сказал учитель закона, юноша примкнул к современным хариджитам, худшему врагу ислама, чем даже Америка, поэтому его неправильно именовать «джихади». Во-вторых, его следовало похоронить до заката в тот самый день, когда он погиб, невзирая на то, как далеко он оказался от дома, а все прочие варианты противоречат исламу. И в-третьих, девица, по собственному признанию, сделанному полиции Великобритании, греховна, распутница и заслуживает порки.

Карамат записал имя этого специалиста и переключил внимание на международный новостной канал, ведущий которого, тыча в 3D-карту района вокруг парка, объяснял его стратегическое значение, и на карте появлялись красные кружки, обозначающие бензозаправку возле парка, монастырскую школу, итальянское консульство через дорогу и деловой квартал в двух шагах. Трехмерные модели зданий и деревьев обрушились наземь, словно от мощного взрыва, и осталась только фигура девушки, обращенная лицом к представительству Британии.