Рисовальщик - Валерий Борисович Бочков

о роспуске Верховного Совета России. Председатель Совета Хасбулатов назвал это государственным переворотом с целью узурпации власти. На экстренной сессии Совета было принято решение о прекращении полномочий Ельцина и о назначении президентом России вице-президента Руцкого.

На экране появился Дом Советов – белое здание, похожее на подводную лодку. Мы были там с Терлецким два года назад во время путча, помогали строить баррикады, пили водку с незнакомцами, угощали куревом танкистов. Терлецкому удалось подцепить там хромую девицу из Мытищ, которую он потащил к себе домой перед самым началом штурма. Я остался. Помню ощущения от той ночи – смесь апокалипсиса с карнавалом. В какой-то момент появилось чувство, что я очутился внутри массовки в картине Босха «Искушение святого Антония». Кстати, я считаю Босха основоположником сюрреализма задолго до появления Дали, Эрнста и Магритта.

На экране возник депутат с полузнакомым лицом. Потом показали Руцкого. Он горячился, кричал и угрожал, размахивая кулаком перед камерой. Внизу промелькнула надпись: «А.В. Руцкой, вице-президент РФ», через несколько секунд её сменила другая: «А.В. Руцкой, исполняющий обязанности президента РФ». Слова Руцкого постепенно утратили смысл, и его речь превратилась в мантру, с чередованием в разном порядке нескольких фраз: «конституционные гарантии», «демократические реформы», «узурпация власти», «волеизъявление россиян». Похоже, Руцкой тоже потерял нить смысла и продолжал говорить по инерции.

Я пощёлкал переключателем, нашёл канал MTV и прибавил звук. Мадонна в пышном платье цвета спелого мака весьма убедительно изображала Мэрилин Монро – жёлтый парик, красные губы, родинка на щеке. Насколько я помню, голосок у Мэрилин тоже был так себе. Певицу поднимали на вытянутых руках мужчины во фраках, слова Мадонны, в отличие от слов Руцкого, были просты и понятны. Мелодия тоже не отличалась затейливостью, но обладала прилипчивостью бойкого шлягера. Русским политикам явно следовало кое-чему поучиться у американской певицы.

Вечером принесли пакет: диктофон, наушники и три кассеты «Учимся говорить по-польски». Часа два я пытался выучить несколько фраз, типа «добрый день», «меня зовут», «какая сегодня погода», «у меня сильно болит живот». Самая главная фраза оказалась в конце первой кассеты, и её мне удалось запомнить намертво: «Прошу прощения, но я ничего не понял, поскольку плохо говорю по-польски».

В Амстердаме принято ужинать поздно. Мы встретились с Яном-Вилеммом около десяти в харчевне на углу Шпигельстраат, в ста метрах от его галереи и офиса. Не вдаваясь в нюансы, я обрисовал нынешнюю ситуацию. Он слушал и кивал большой головой с гривой льва – то ли дирижёр, то ли академик – плюс очки в золотой оправе. Одновременно резал говяжье филе в три пальца толщиной. На зеркальном лезвии ножа вспыхивали зайчики, стейк в разрезе был цвета коралла, я сидел спиной к небольшому залу и монотонно говорил тихим голосом.

Принято считать евреев самым прагматичным народом. Но практичности евреев мешает их южная кровь: страсть, азарт, горячность – не самые полезные качества в процессе принятия решений меркантильного характера. Голландец в бизнесе спокоен, как сфинкс, и холоден, как айсберг.

Я достал из кармана новый паспорт. Ян-Виллем внимательно пролистал его, посмотрел на просвет страницы, понюхал обложку и вернул. Чуть заметно кивнул, как бы сдержанно одобряя документ. Потом отодвинул тарелку, промокнул губы тряпочной салфеткой и вынул чековую книжку. Достал массивную ручку с золотым пером. Движения были скупы и неторопливы, именно так, на мой взгляд, и следует выписывать чек на полмиллиона долларов. Получателем суммы значился Марек Любецкий. Марек аккуратно сложил чек пополам и спрятал в бумажник.

За десертом Ян-Виллем рассказал о покупателе триптиха. Им оказался немец, коллекционер пенсионного возраста из Буэнос-Айрес, сказочно разбогатевший на родезийских алмазах в конце пятидесятых.

В двадцати километрах от концлагеря Освенцим находился другой лагерь – лагерь отдыха. Он был разбит в лесу: охотничья усадьба с флюгером и дюжина бревенчатых избушек в баварском стиле по берегу озера. В озере водилась рыба, хорошо шла щука на живца, особенно на вечерней зорьке. В главном доме усадьбы устраивали музыкальные салоны, правда, концертный «Беккер» приходилось постоянно подстраивать из-за влажности, оно и понятно – лес. На первом этаже располагался бильярдный зал, а на втором – большой каминный, «дубовая столовая», где устраивали семейные ужины, вечеринки, где отмечали праздники. На террасе можно было со вкусом подремать в шезлонге или выпить аперитив перед ужином. Дом стоял на холме, и с террасы открывался вид на озеро и сосновый бор. Самого концлагеря видно не было, но он находился там – двадцать километров строго на север. В тихую погоду чёрная полоска дыма уходила перпендикулярно в небо, а в ветреную дым разматывало по округе, и он оседал жирной чёрной копотью на крышах окрестных деревень. Лагерь предназначался для офицеров СС, служивших в Освенциме. Много раз отдыхал там и доктор Менгеле.

– Только не вздумай сказать, – я отпил коньяку и закурил, – что мой триптих висит теперь у Менгеле.

– Ну, об этом можно было бы только мечтать. – Ян-Виллем достал футляр с сигарами. – Такая реклама!

Стальным инструментом маникюрного вида он откусил кончик сигары.

– Нет, наш немец был завхозом этого санатория. Уверяет, что понятия не имел о происходящем в лагере. Врёт, конечно.

Он пожал плечами и принялся старательно раскуривать сигару.

– Борода, кстати, тебе идёт. Видна порода сразу, как у этого… как его? – Он выпустил густое кольцо дыма, оно, разрастаясь, повисло надо мной как нимб.

– Печорина?

– Ну да. Тот офицер из «Анны Карениной». – Ян-Виллем снял очки и стал похож на дрессировщика котов Куклачёва. – Ты когда отчаливаешь?

Часть пятая

Обратная сторона Луны

Одновременно с нами, порой, почти по соседству, обитают люди – они не звёзды кино или эстрады, они не изобрели вакцину от страшной болезни, они не написали «Лолиту» и не сняли «Крёстного отца», однако эти люди каким-то чудесным образом умудрились сказочно разбогатеть – так вот, эти люди, когда они отправляются отдыхать из Европы на Карибские острова, они хотят иметь под рукой свою яхту. Простой человек, вроде меня, поплыл бы без затей на этой яхте через Атлантику, предположим, из Гамбурга, Ливерпуля или Амстердама к месту назначения. Богатый же отправится туда на своём «Гольфстриме» с собственным пилотом и парой личных стюардесс, кстати, полёт займёт всего шесть часов. А яхту к месту отдыха доставит наёмный шкипер с парой матросов.

Вот одним из этих матросов и стал я.

51

Последний день в Амстердаме не отличался от предыдущих. Накануне вечером мы встретились с Марлен, но не в «Виндзоре», а в церкви. Точнее, в католическом соборе. Уже стемнело, чуть моросило. Типично