Агент Византии - Гарри Тертлдав

– Как же нам с вами быть? – сказал он с легкой усмешкой. – Вы не дворянин, не паломник и не нищий. Вы не против поселиться в гостинице для паломников? – Он махнул рукой на юго-запад. – Она на той стороне прохода к башне Святого Гавриила.

– Как скажете. Благодарю за гостеприимство.

Биллем поклонился.

– Насколько я могу судить, речь ваша правильная.

Латинский явно не был родным языком привратника, он говорил с сильным саксонским акцентом.

– Выходи, Михель, никчемный бездельник! Присмотри за лошадью господина! – крикнул он в сторону атриума.

– Иду, брат Биллем!

Михель оказался веснушчатым послушником с курчавыми рыжими волосами и довольно плутоватым лицом. Под строгим взглядом Виллема он вежливо поздоровался с Аргиросом и взял поводья его лошади.

– Пожалуйте сюда, господин.

Послушник повел Василия мимо башни Святого Гавриила, кухни и пивоварни, расположенных слева, к гостинице, тогда как помещения для овец, коз и пастухов остались справа.

Несколько монахов были заняты переворачиванием навоза в обоих загонах и рылись в нижних уплотненных слоях каждой навозной кучи. Стараясь не дышать, Аргирос вопросительно глянул на Михеля. Послушник громко расхохотался.

– Они ищут запах Святого Духа, – сказал он. Видя, что гость не понимает его, парень добавил: – Селитру.

– Запах Святого Духа, говоришь? – сказал магистр и улыбнулся. Монахи тоже мужчины; считалось, что селитра подавляет похоть. – Дыхание, которое держит братьев в холодке?

– Как? – Михель вытаращил глаза, а потом снова расхохотался. – Конечно, и это тоже.

Он выкрикнул остроту в адрес одного из возившихся в навозе. Брат ответил непристойным жестом.

Конюх и его помощник, очевидно, знали свое дело, так что Аргирос оставил на их попечение своего коня, и Михель проводил магистра за угол конюшни к гостинице.

– Вас покормят после вечерни, когда разожгут камин, – сообщил юноша.

Магистр благодарно улыбнулся. Михель чуть застенчиво кивнул головой и поспешил прочь.

Восемь кроватей дормитория[35]размещались по обе стороны главного зала гостиницы. Внутренние перегородки были высотой всего по пояс, чтобы тепло камина доходило до спальных мест. Аргирос бросил седельные сумки на пустую кровать, но потом передумал и положил их на пол, а сам растянулся на кровати.

В гостинице уже было несколько человек, некоторые из них совершали паломничество к святыням, остальные – нищие. Половина постояльцев говорила на том или другом латинском диалекте. Аргирос затеял с ними праздную беседу. К счастью, никого из Нарбонна здесь не оказалось, так что разоблачить грека оказалось некому: он плохо знал свой якобы родной город. С наступлением сумерек началась вечерняя служба, и из базилики послышалось пение монахов. Через несколько минут, как и предупреждал Михель, в помещение вошли двое братьев, чтобы разжечь главный камин. Один нес факел, а второй – бадью с пропитанным смолой тряпьем. Это озадачило магистра, но оказалось, что камин заполнен древесным углем, а не дровами; а уголь разжечь всегда непросто. Однако в следующий момент Василий опять пришел в недоумение: ведь, несмотря на некоторые различия, ни в одном из монастырей, построенных по образцу Санкт-Галлена, не использовали уголь. Наконец загорелся огонь. Монахи переглянулись.

– Уголь от огня Отца, – произнес тот, что пришел с ветошью.

Это прозвучало не как молитва, а как привычное замечание. Кивнув, другой монах обошел комнату и зажег свечи. Уголь в камине давал больше тепла, чем дрова, но света от него было мало, как от тлеющих головешек.

Послушники внесли поднос с большими буханками хлеба, по одной на каждого постояльца, и несколько кувшинов пива. Хлеб – грубый и темный. Его испекли наполовину из пшеничной муки, а наполовину – из ржаной; Аргирос никогда не сталкивался со вторым видом зерна до этого путешествия и ничуть не жалел об этом. Столь же невысокого мнения он был о пиве. Всю жизнь он пил вино, а после вина пиво казалось слабым и горьким.

За трапезой магистр время от времени прислушивался к разговору. Если бы он не устроил теологический диспут с Хильдой, возможно, он бы не заметил, что монахи Санкт-Галлена странным образом соотносили местную жизнь с лицами Святой Троицы. В раздумье он нахмурился. На Западе или на Востоке монахи всюду питали склонность к аллегориям. Если Санкт-Галлен являлся тем местом, которое искал Аргирос, разве не подходящим предметом для аллегорий был тот ужасный секрет?

Потягивая пиво, магистр осмотрелся: монастырских поблизости не было. Тогда Аргирос обратился к человеку, сидевшему рядом на длинной скамье, – высокому худому парню с впалыми щеками, которого мучил изнурительный чахоточный кашель.

– Интересно, – сказал он как бы невзначай, – если уголь – это Отец, а селитра – Святой Дух, тогда что же такое Сын?

Он с трудом сдержал крик восторга, когда парень сразу ответил:

– Должно быть, то желтое вещество – как его? Ах, да, сера, точно она. Лекарь сжег немного ее на днях, хотел попробовать прочистить мне легкие. Мало помогло, как я могу судить, – только вони было много. Старик Карломан называл ее растопкой Сына. – Он издал булькающий смешок, и капля слюны в углу его рта окрасилась в розовый цвет. – Отец, Сын и Святой Дух. Каково? Забавно, мне б до такого ни за что не додуматься.

– Безумный вариант Троицы, – согласился Аргирос.

Среди поднявшегося гвалта он не расслышал, что еще сказал ему сосед. Маврикий был прав: эти белокурые варвары по-прежнему не имеют понятия о безопасности. Империя хранила секрет получения «жидкого огня» веками, тогда как тайна Санкт-Галлена выплыла на поверхность спустя всего год с небольшим. Древесный уголь, сера, селитра – здесь не могло быть других ингредиентов, иначе монахи не придумали бы аналогию с тремя лицами Троицы.

«И никаких демонов», – с облегчением заключил магистр.

Ему также пришло в голову, что здесь получилась Троица, в которой Дух в самом деле мог происходить от обоих других элементов, потому как понятно: древесный уголь и сера сами по себе безвредны. Выходит Хильда права – но в то же время и нет, поскольку продукты мира сего не могли иметь истинного отношения к совершенству теологии.

Аргирос уже готов был вскочить и бежать к лошади, как вдруг до него дошло, что он не довел до победного конца свою кампанию. Еще оставалось докопаться, в каком соотношении составные части входят в смесь. Одна часть вина на пять частей воды – это безвредно и для двухлетнего ребенка, но возьми пять частей вина и одну часть воды – и такая смесь способна быстро свалить под стол взрослого мужчину. Магистр не предполагал, чтобы здесь было по-другому. Придется немного задержаться.

Пилигримы, обычно покидавшие монастырь с разумной поспешностью, не были обязаны отрабатывать за еду; зато нищие – были. Аргирос приступил к работе еще до того, как его попросили. Он провел безрадостную половину дня за чисткой монастырского курятника и загона для гусей, пока брат-птичник не выяснил, что новый работник хорошо управляется с лошадьми, и не отослал его на конюшню.