Земля перестанет вращаться - Ольга Володарская

— Мы с тобой сейчас создадим аккаунт, с которого выйдем в группу. А лучше несколько. Один с ником «Оборотень». И поднимем бучу, громко заявив о Казачихе.

— Ты же сам сказал, что вся инфа о ней удалена.

— Подкинем новую. Если у Казачихи появился подражатель, то это либо Оборотень, либо кто-то из тех, кто вел с ним активную переписку. И он отреагирует. В онлайне я его не проморгаю.

— Отныне мой герой — Николай Бурмистров, — примирительно улыбнулся Багров.

— Я — Бэтмен, — выдохнул тот, изменив голос до томного баритона.

Роман одобрительно кивнул и вернул на стол кексы. Пусть Бэтмен кушает.

Не нравился ему этот Павел…

Шаху тоже. Кот хоть и не отличался добродушным нравом, но до этого никого просто так до крови не кусал.

Гриша ехал в машине вместе с Ластиком. Тот был за рулем. Он водил их служебную машину и сейчас вез друга домой.

— Тебе Паша странным не показался? — спросил у Григория Ластик. У них как будто мысли сошлись.

— Если честно, то да.

— На маньяка похож.

— Чего? — опешил Гриша. Что бы он ни придумал о Павле, это никак не вязалось с версией Ластика.

— Ты глаза его видел? А руки?

— Что с ними не так?

— Они суетливые. Еще дед говорил: тот, кто вечно что-то теребит или дергает, — неврастеник.

— Но не маньяк же.

— Напоминаю о глазах.

— Грустные, и только. Человек ребенка потерял.

— Нет, что-то с ним не так.

— Не ты ли с ним щебетал, как с лучшим дружком? Видел я, как вы общались.

— Не ревнуй, — хохотнул Ластик. — Я просто был приветлив. А он слишком любопытен. Пока Шах его не цапнул, я не заподозрил неладного.

— Ты же его терпеть не можешь.

— Кот твой — существо препротивное, но справедливое. Просто так бросаться не будет. Из вредности поцарапает или прикусит, да. Но чтоб в палец вгрызться… Может, этот Павел издевался над ним в наше отсутствие?

— Тогда у него были бы на теле царапины. Шах себя в обиду не даст. Да и с чего бы этому мужику мучить животное?

— Маньяк он, говорю тебе. Именно в таких тихих омутах водятся черти.

— Так, ладно, — заявил Григорий. — Тогда скажи, в чем проявляется маниакальность Павла?

— Он мучает и убивает животных. Поэтому прибился к питомнику.

— В таком случае он живодер, и только.

— Их, к счастью, сейчас тоже подвергают уголовной ответственности…

— А в чем он проявлял любопытство? — перебил его Гриша.

— Я уже не помню. Просто очень много вопросов задавал.

— Они касались животных?

— Нет, людей.

— Тогда какого хрена ты мужика к живодерам причисляешь?

— Просто мне страшно представить, что он мучает и убивает нас, человечков. — Ластик покосился на друга. — Ты только не пузыри, послушай. Многие маньяки начинали с животных. Их легче поймать, убить и схоронить. Когда они входили во вкус, то переключались на себе подобных.

Тут в кармане штанов Ластика затренькал мобильный. Он достал его и начал разговор. А Гриша, отвернувшись к окну, стал вспоминать…

Кочевая жизнь его разочаровала. Не было в ней никакой романтики. Мотаться по электричкам, через раз мыться, спать или на вокзале, или в съемной комнате у каких-нибудь бабок, ошивающихся там же, питаться готовой едой, от которой изжога, — это не кайф, а мука. Привыкший к комфорту Григорий пытался убедить себя в том, что бытовые проблемы — ничто по сравнению со свободой, пока его не побили на каком-то полустанке нанюхавшиеся клея малолетки. Настоящие бродяжки, а не идейные, как он. Они отобрали у романтика деньги, куртку, ботинки. До этого Гришу уже пытались ограбить и пару раз вышвыривали из электричек, но не обирали и не били ногами в живот. Когда он заявил на своих обидчиков, полицейские провели с ним разъяснительную беседу. Сказали, что поймать их вряд ли удастся, поскольку они постоянно перемещаются, велели радоваться тому, что так легко отделался, и настоятельно рекомендовали завязывать с путешествиями и возвращаться домой. Документы остались целы, кредитка тоже, хоть сейчас покупай билет в купейный вагон и поезжай, как человек, в родной Питер.

Но Гриша не собирался так легко сдаваться. Да и не ждали его дома. Пути назад нет, только вперед. Но теперь он будет осмотрительнее и осторожнее. Никаких дорогих вещей, наличных, разве что мелочь. Никаких полустанков и ночевок у сомнительных вокзальных бабушек. Никакого доверия к незнакомым людям. Гриша еще думал завести собаку, большую и грозную, но ограничился газовым баллончиком.

Он проехал по Золотому кольцу. Побывал в Нижнем Новгороде, Чебоксарах, Казани. Вниз по Волге не стал «сплавляться» — деньги закончились. Оказалось, не так их у него и много, хотя копил пару лет на машину. Теперь даже на ночлег денег не хватало. Когда наступила осень, Гриша стал думать, как жить дальше. Думал вернуться в Питер. Не к семье, а в город. Там все родное, легче устроиться. Но это все равно что признать свою неправоту. Значит, все зря!

Жалел ли Гриша о том, что сбежал из дома? Да, и еще раз да. Не хотел себе в этом признаваться, но от правды не уйдешь. Подумаешь, обманывали родные. Для его же блага. И для него же делали все остальное. Сейчас бы Григорий Матросов уже на своей тачке рассекал, возможно, занял бы более высокую должность. Как вариант, съехал бы от деда, бабушки и мамы и делал бы что хотел в свободное от работы время. Но когда голос разума замолкал, Гриша слышал другой… Откуда он шел, от сердца или задницы, которая искала приключений… Но голос говорил, что он все сделал правильно. Лучше прожить трудную, но яркую жизнь, чем благополучную, но скучную.

То, где Гриша оказался в конце сентября, было не то чтобы чудом, но явлением случайным. Он не собирался оседать в Звенигороде. Заехал собор посмотреть, в котором сохранились росписи Андрея Рублева. Но, переходя улицу, попал под колеса мотоцикла с коляской. Очнулся в избе. Над ним пожилая женщина склонилась. Баба Маня. Ее внук Гришу сбил. Напился пьяным после ссоры с невестой, сел за руль да помчался предполагаемому любовнику избранницы своей морду бить. Когда под колесами его мотоцикла человек оказался, перепугался. Загрузил того в коляску, к бабке отвез, чтоб выходила. А сам дал деру из города. И от греха подальше, и от неверной невесты. Старушка когда-то медсестрой в местной больнице работала, могла первую помощь оказать. И оказала. Отделался Гриша ушибами, ссадинами да переломом одного ребра. Бабуля без рентгена это определила, туго его запеленала, прописала постельный режим и обезболивающие.

Гриша быстро поправился. Хотел дом бабули покинуть, да видел, как тяжело ей одной. Внук, даже когда присутствовал, мало помогал. Ленив был и охоч до выпивки. А изба потихоньку разваливалась, забор кренился, сад зарастал. Решил Гриша помочь бабе Мане. Назвать себя мастером на все руки он не мог, но кое-что умел. Спасибо за это деду. Не только закалял внука, но учил вбивать гвозди, пилить, строгать. К зиме Гриша привел в порядок и дом, и забор, и огород. Отблагодарил спасительницу, в общем. И готов был уехать, но баба Маня не хотела парня отпускать. Поэтому нашла Грише работу на лыжной базе. Ничего сложного, выдать спортинвентарь, принять и содержать его в порядке. Платили за это немного, но стабильно. Кормили обедом. И Гриша решил остаться на зимовку.