Пани Зофья. Вы всё перепутали - Яцек Галиньский

– đi gia! đi! đi! – крикнул вьетнамец, подталкивая меня.

– Убери от меня свои руки, маленький черный гаденыш! – крикнула я и тут же закрыла рот рукой.

Мамочки, как я могла такое сказать?! Что со мной случилось?! Во мне проснулись демоны предубеждения, расизма и ксенофобии, которые свидетельствуют о примитивизме и глобальном интеллектуальном дефиците. Неужели я так низко пала? Я думала, что эта проблема касается только необразованных бритоголовых молодых людей, у которых процесс развития серых клеток полностью перестроился и теперь происходит вне черепа в виде роста клеток мышц шеи и бицепсов.

– Голубчик, простите! – сказала я человеку, которого только что обидела. – Это из-за стресса. Я не знаю, что со мной случилось. Не сердитесь. Добро пожаловать в Польшу! Хлеб да соль! Чем хата богата! Вы ведь не сердитесь?

Бац! Он ударил меня по лицу.

Остальные засмеялись.

Я пришла в себя. Он открыл мне глаза. Разбудил. Я поняла, что вляпалась в серьезную переделку. Мне стало плохо. Духота, суета и незнакомые лица вокруг меня. Я не знала, что делать. Ничего не клеилось. Все было не так.

Я хотела взять себя в руки и бороться, но, не знаю сама почему, ничего не сделала. Меня толкали, но я не могла идти. Я вообще не могла сдвинуться с места. Наконец им удалось затолкать меня в небольшой угол, где сидел отвратительный человек. Толстый, потный, в грязной боксерке. Морда была у него круглая, вся в рытвинах и мокрая. Вдобавок у него были кривые зубы, которые он постоянно показывал, потому что улыбался, но как-то неприятно. Гадко. Первый лысый азиат за всю мою жизнь. Я надеялась, что и последний. К тому, впрочем, все и шло: в этой жизни я уже увидела все, что должна была увидеть, и близились заключительные титры.

Остальные кричали. Они давили на меня. Казалось, они хотели получить от меня какой-то ответ, но я не понимала, что они имели в виду. В моей голове царил хаос.

Наконец один из них схватил меня за руку и потянул. Он положил мою руку на стол, расплющил ее и прижал. Я не могла понять, что происходит, пока он не вытащил тесак. Я дернулась, но он меня удержал.

– Nói! Nói! – крикнул он мне прямо в лицо.

Мамочки, да они с ума сошли! Это безумие какое-то!

Мне хотелось плакать.

– Nói! Nói!

Мне было уже все едино. Я больше не хотела бояться. У меня не было сил. Я сдалась.

Я чувствовала, что пришел мой час и скоро у меня появится прекрасная возможность встретиться с Творцом. Я надеялась, что не разбужу Его и не помешаю Его трапезе. Уж кого-кого, а Его бы я ни за что на свете не хотела вывести из себя.

В любом случае конец был близок, и нужно было достойно расстаться с этим миром, примириться с вечностью, мудро расставить акценты, завершить свою жизнь осмысленно.

– Можно мне чего-нибудь поесть? – спросила я.

Все получилось не так, как я хотела, но у меня действительно не было сил. Умничать легко, а вот делать или говорить гораздо сложнее. Вышло так, как вышло. По крайней мере, никто не обиделся.

Вьетнамцы удивленно переглянулись. Лысый в боксерке подозвал молодого в рубашке и о чем-то спросил его. Тот посмотрел на меня и что-то сказал ему на ухо.

Лысый встал, дал одному из своих затрещину и заорал на остальных. Затем пошел на кухню, взял миску с рисом и небрежно поставил ее на стол передо мной. Жестом показал, чтобы я ела.

– А можно мяса? – спросила я. – Пустой рис – это уж совсем паршиво для последней трапезы.

Лысый вопросительно посмотрел на меня. Молодой в рубашке наклонился к его уху, но я уже указала пальцем на сковороду, где в жире обжаривались куски мяса. Лысый махнул рукой в знак того, что я могу пойти и положить себе сама.

Я пошла на кухню. Они могли не согласиться дать мне добавки, поэтому я решила взять большой кусок мяса. Я отставила миску, взяла что-то похожее на вилку и подняла сковороду. Вдруг в руке появилось какое-то странное ощущение. Покалывание. Сковорода задрожала. Я ухватилась за нее двумя руками, но стало еще хуже. Тонкая струйка масла стекла с наклоненной сковороды, и опять пошло-поехало.

Сковорода вспыхнула.

На этот раз я знала, что делать. Я отодвинулась, чтобы не опалить ресницы, а то как я буду выглядеть в гробу?

– Nó đang cháy! – кричали вьетнамцы. – Nó đang cháy!

Я схватила тряпку, и ни одному из этих болванов не пришло в голову набросить крышку и тем самым погасить пламя. Зато верещать они умели! Они суетились так, будто никогда в жизни не видели огня! А ведь они работали на кухне!

– Ручка разболталась, – сказала я, но их совершенно не волновало, что со мной могло что-то случиться.

Дальше – больше. Сковорода уже порядком полыхала, а я, шлепая ее тряпкой, не потушила, а только добавила жару. Пламя выстрелило вверх! Не какой-нибудь маленький, веселый, цветной огонек, а дьявольский взрыв! Как в американских фильмах! На бензине, что ли, они это мясо жарили?!

Огонь взлетел, и уже через минуту все задрав головы смотрели, как красиво он танцевал, облизывая потолок, словно язык гигантского дракона.

Некоторые уже тогда почуяли, что этот мелкий эпизод добром не кончится. Они закричали, указывая на пламя, которое неожиданно быстро поглотило и уничтожило потолок, оказавшийся картонной подделкой. В тот момент я не запаниковала, а продолжила тушить огонь. К сожалению, тряпка, которой я орудовала, была грязной и жирной, поэтому и сама загорелась, а я, пытаясь ее потушить, подожгла всю столешницу. Спасать тут было уже нечего. Грязь, жир и бардак привели к тому, что через несколько минут все помещение было охвачено огнем.

Лысый в боксерке смотрел на меня раззявив рот, а я, Прометей с горящей тряпкой в руке, продолжала путь разрушения. Что могло происходить в его голове? Этого никто не знал. Разве что тот, кто знал их сложный язык.

Польза от этой катастрофы была в том, что почти все агрессивные азиаты полностью потеряли ко мне интерес. Некоторые еще восхищались, как я танцую с огнем, но большинство, вместо того чтобы пытаться сократить мою жизнь, справедливо решили позаботиться о продлении собственных. Их очень мотивировало внезапное обрушение обгоревшего потолка в облаке дыма и искр.

Я тоже решила уйти. Пожар выглядел очень серьезным, и никто не собирался благодарить меня за усилия по его тушению. Пробравшись сквозь дым, я вышла на