Пани Зофья. Вы всё перепутали - Яцек Галиньский

Сказала, что ухожу и больше не вернусь. Когда это, наконец, до него дошло, он чуть с ума не сошел. Он звонил и искал меня везде, но не мог найти. Я вернулась сама, потому что соскучилась.

Когда он исчез, я тоже чуть не сошла с ума. Я звонила везде и искала его… и я тоже не могла найти его.

Раньше здесь была детская больница. Я надеялась, что ее не превратили в банк, отель или гипермаркет.

К счастью, больница была на месте. Наверное, недолго ей осталось здесь быть. Я пересекла двор и вошла в старое здание, которое едва помнила с прежних времен. Я села в лифт и поднялась на самый последний, четвертый этаж.

В коридоре были только одна мать с маленьким плачущим ребенком на руках и медсестра с подносом лекарств.

Я вошла в первую палату справа. Тут мало что изменилось. Все кровати были разные. Маленькие, большие, старые, новые. Все они были заняты. Почти у каждой сидела какая-нибудь женщина. Одна с термосом, другая с книгой. Они были похожи на собак, стерегущих свое логово. Когда я появилась в дверях, они бросили на меня взгляд, но тут же вернулись к своим делам. Делали вид, что двух квадратных метров, выделенных для матери и ребенка, было достаточно, чтобы чувствовать себя комфортно среди остальных людей.

Рядом с кроватью у окна никого не было. На ней лежал подросток с ногой в гипсе.

– Сколько тебе лет? – спросила я, когда подошла и убедилась, что он не спит.

– Четырнадцать, – ответил он. – А в чем дело?

– У тебя есть мама?

– Зачем вам?

– Как тебя зовут?

– Почему вы спрашиваете?

– Мне нужно знать, – сказала я приглушенным голосом.

– Что-то случилось? – спросил он обеспокоенно.

– Спрашиваю, как тебя зовут.

– Земовит Завжикрай.

– Красиво как.

Я вышла, оставив удивленного подростка. В конце коридора находилась сестринская. Из нее пробивался свет, мерцавший на полу коридора. Я ужасно устала, но, к счастью, мне даже не пришлось говорить, зачем я пришла. Медсестры, ежедневно повторяя один и тот же ритуал, сразу поняли, что мне нужно.

– За раскладушкой? – спросила невысокая женщина в очках с толстыми стеклами.

– Пожалуйста, – ответила я, с удовольствием думая об отдыхе и о том, как вытяну свои кости.

– К сожалению, все закончились.

– Да вы что. Как так?

– А вы к кому? – присоединилась к беседе другая медсестра, покрупнее.

– К ребенку.

– Какому?

– Как же его звали? – Я была в замешательстве. – У него такое странное имя.

Женщины рассмеялись.

– Вы не помните, как зовут вашего внука? – спросил крупная.

– А что?! Очень смешно, правда?! – ответила я нервным тоном. – Может, мне вам рассказать о других моих болезнях, чтобы вы могли еще больше посмеяться?

– Извините, – проблеяла невысокая женщина в очках с толстыми стеклами, опустив глаза.

– Мы уже раздали все раскладушки. Есть только стул, – добавила крупная.

– Я должна спать на стуле? – Я широко раскрыла глаза от удивления.

– Мне очень жаль. Такие у нас условия.

Я вздохнула. Это лучше, чем бродить ночью по городу.

Я взяла стул и отправилась обратно. Ни одна из них мне не помогла. Они сидели с комфортом. У каждой был бутерброд и горячий чай. Такие вот и поживут.

Я вошла в палату.

– Может, кто-нибудь хочет со мной поменяться? – спросила я, стоя в дверях с жалким предметом мебели в руках.

Никто не ответил. Они были слишком заняты, наблюдая, как их дети играют в своих телефонах. Лишь мельком взглянули на свои еще не разложенные раскладушки, словно ожидая, что я на них брошусь и им придется защищать свое имущество. А у меня совсем не было на это сил.

Тем не менее я попыталась. Одним прыжком я оказалась рядом с первой кроватью, но другая женщина на мгновение меня опередила. Видимо, обманом, поскольку, прежде чем я успела схватиться за раскладушку, она уже держала ее обеими руками, прижимая к груди, да так крепко, как наверняка не держала бы даже своего собственного ребенка.

Вот ведь ловкая! Как та женщина из Радома: вся страна по телевизору видела, как она ухватила со стола последнюю бутылку лимонада во время общегородского угощения в сочельник.

Я оглядела палату. Остальные самки, получив предупреждение о вторжении хищника на их территорию, как бы случайно переместили свои лежаки в более безопасные места, поближе к себе, или засунули под детские кровати. Как это было мелко, смешно и жалко с их стороны! Я только фыркнула. Мне было абсолютно все равно.

Я поставила стул у окна и села. В течение первого часа было даже комфортно. Потом, к сожалению, стало совсем неудобно. Если бы у меня было больше тела, мне было бы помягче. К сожалению, жесткое сиденье давило на мои кости.

Наступила ночь. Матери разложили свои раскладушки везде, где только было можно, и выключили свет. Вскоре разговоры стихли, и все уснули.

– Что вы делаете?! – возмутился подросток, когда я бесшумно скользнула под его одеяло.

– Ты не представляешь, как я устала, – ответила я. – А если я засну сидя, то утром все будет болеть.

– Вы кто? Так нельзя!

– Когда-то в деревне целые семьи спали вместе. Подвинься. Ведь тут хватает места. Нам будет удобно.

– Взрослый с ребенком на одной кровати. Как это может быть удобно? Невозможно!

С чего это он взял? Умник!

– А ну тихо, а то медсестру позову, и получишь укол.

– Я уже получил.

– Тогда клизму.

– Что это?

– Тебе это не понравится. Спи.

Мы еще немного поборолись из-за подушки, поскольку мне нужно, чтобы она была высоко под головой. Иначе я очень громко храплю.

Я заснула. Мне снились странные вещи. Сначала меня обокрали, потом я сама крала, жила в маленькой ужасной комнате с еще пятью женщинами, потом я была председателем правящей партии, умерла и встретила актрису Дануту Шафлярскую, которая обиделась на меня за то, что я выдавала себя за нее, потом я ожила, и меня пожизненно сослали на роскошный курорт, где я была не в состоянии справиться с управлением даже простейшим оборудованием.

* * *

Утром мир всегда выглядит лучше. Даже больничная кровать казалась шире и удобнее. Настолько, что я смогла на ней свободно повернуться, что вечером мне не удалось. Когда я открыла глаза, то увидела, что на стуле, который я получила от медсестер, спит тот молодой человек, со сложно запоминающимся именем. Так почему же он ругался со мной из-за подушки, если все равно не собирался на ней спать? Увидев его ногу в гипсе, прислоненную к подоконнику, я подумала, что он поступил крайне