Сын боярский. Победы фельдъегеря - Юрий Корчевский

– И вам не хворать!

Степан выступил вперёд.

– Боярин велел заказ принять, новикам Кошкина кольчуги сделать.

– Неуж Кошкин приехал? Давненько его не видел, почитай – годика три. Слышал, несчастье его постигло, руку потерял?

– Так и есть.

Тонкой верёвкой, на которой через каждую пядь были завязаны узелки, кузнец обмерил новиков и что-то нацарапал писалом на бересте.

– Полагаю, ко Крещению готовы будут.

На лицах новиков проступило явное разочарование, но кузнец сказал:

– А вы как думали? Тысячи колец надо сделать, связать их между собой, сварить. Быстрота нужна только при ловле блох, а серьёзная работа времени требует, трудов. Опять же сталь потребна не абы какая. Моё изделие редкая сабля возьмёт.

Новики вышли из кузни приободрённые.

Кошкин с Плещеевым изрядно напились вина да пива. По традициям, если гостя не выносят из избы хозяина, стало быть – приём плохой, скуповат хозяин на угощение и выпивку. А куда пить, коли дорога предстоит?

Кое-как они усадили Кошкина в седло, откланялись Плещееву, который сам едва на ногах держался, и выехали с его двора.

Двигались шагом, и боярин всё норовил из седла вывалиться. Однако Алексей ехал рядом и Кошкина поддерживал.

Новики посмеивались, но Алексей показал им кулак:

– Не рассчитал боярин, чего лыбитесь! Ещё раз ухмылки на ваших харях увижу – будете завтра с камнем на горбу двадцать кругов бегать.

Угроза подействовала: новики уже знали, что Алексей слов на ветер не бросает.

Боярин пришёл в себя, когда они уже подъезжали к имению.

– Чего ты меня обнимаешь, ровно девку?

А самого в седле ещё качает. Правда, держится уже самостоятельно, без посторонней помощи. Во дворе слезть попытался, хорошо – Алексей поддержал, иначе упал бы на глазах у дворовых холопов. С одной стороны боярина держал Алексей, с другой – Прохор. Так и завели, а скорее – занесли они его по ступенькам, да сразу и в опочивальню.

Боярыня ахнула:

– Случилось чего?

– Потрапезничал с боярином Плещеевым, да сил не рассчитал. К утру как новая деньга будет, – ответил Алексей.

– Нельзя ему много пить с его здоровьем. Он, как руку потерял, слабый стал. Хорохорится, как кочет, да я-то вижу.

На следующий день боярин проснулся только к полудню и вышел с помятым лицом.

Алексей же с новиками часа четыре уже как занимался. Ноне кулачный бой осваивали, но не русский, как на Масленицу бьются – стенка на стенку. Там всё честно, удары только руками, ниже пояса бить нельзя, а лежачего и вовсе не трогают. Для реального боя эти правила не годятся: тут и подсечки ногами в ходу, и удары щитом хороши, да и пальцем в глаз ткнуть не возбраняется. Главное – противника из строя вывести, а как – это уж твоё дело.

Ратник в любой момент боя без оружия остаться может. Копьё в чужом теле застрянет так, что и не вытащишь, сабля сломается или вылетит из руки – вот тогда ножом боевым или кулаком биться надо, не оставлять поле боя.

Алексей не только тело новиков тренировал, он ещё и дух их укреплял. Рассказывал о русских военных традициях, построении войск, манёврах. Ведь вместе с ним ратников всего трое, и при всём желании невозможно организовать учебный встречный бой, отражение в пешем строю конной атаки и другие премудрости. Было бы ратников человек десять – другое дело, их можно было бы разбить на две группы.

О тактике степняков говорил, подчёркивая, что она отличается от русской. Те же татары пускали впереди основного войска лучников: они наскакивали на неприятеля и осыпали его стрелами, успевая выпустить за короткое время целый колчан, а потом разворачивались и пускались наутёк. Только это обманка была. Неприятель в погоню бросался, разъярённый потерями от обстрела, а основное войско татарское обходило атакующих с двух сторон, окружало, расстраивало их ряды и уничтожало.

– Не бросайтесь за противником очертя голову! – внушал Алексей новикам. – Конечно, велико желание догнать врага и порубить его в капусту. Только в бою самый лучший помощник – трезвая голова. Думать всегда надо, обстановку оценивать. К примеру: видишь пыль впереди, а ветерок небольшой – откуда пыли взяться? Стало быть, конница идёт, за пешим строем пыли много не будет.

И об Александре Македонском говорил, о тактике Византии, о Железном Хромце, как звали ещё Тамерлана; о немецких псах-рыцарях рассказывал. Не забыл и Владимира Мономаха.

Парни слушали, раскрыв рты от изумления, – для них истории о великих полководцах были откровением и звучали как сказания, легенды. Спросили однажды:

– Дядько Алексей, откуда ты столько знаешь?

– Учителя были хорошие. Да книги разумные ещё читать надо.

– Читать? – хором удивились оба. – Мы грамоте не обучены.

Вот тебе раз! Об этом Алексей как-то не подумал. Не ожидал он, что в таком возрасте парни неграмотны. А впрочем, чему удивляться? Росли в деревне, с малых лет батрачили, школ не было. На селе ведь грамотных людей по пальцам одной руки пересчитать можно – боярин, тиун, священник да сельский староста.

В этом плане Великий Новгород отличался в лучшую сторону. Многие взрослые, и женщины в том числе, грамоту знали, могли вести счёт. А во многих княжествах даже боярыни или купчихи расписаться не умели.

Пришлось Алексею с парнями за грамоту взяться. Бумагу достать сложно, да и дорого, вся она была иноземной: персидской, китайской или венецианской, и лист стоил, как курица. А про пергамент или папирус и говорить нечего, на них только государи да великие князья писали. Поэтому учиться писать начали на бересте, а когда её под руками не оказывалось – так и палочкой на пыли, а затем и на снегу.

Парни успехи делали, за неделю весь алфавит освоили. Затем слова писать начали.

Алексей любую возможность использовал. Увидит монету, сунет новикам под нос:

– Прочти, что написано, – ведь надписи были на аверсе и реверсе.

И счёту учил – хотя бы до ста.

Для воина счёт – знание необходимейшее. В дозоре, увидев врага, сосчитать его надо. Зачастую не каждого воина считали, а стяги, прапоры, флажки или бунчуки. У каждой сотни – свой. Как у татар: три бунчука разноцветных, стало быть – три сотни. Бунчуки, как и прапоры, не для чужих глаз потребны. Ими в бою управляют – как и трубой или барабаном.

Барабанщики и трубачи были во всех армиях, назывались только по-разному, как и знаменосцы. У русских знамя называлось прапором, а знаменосец – прапорщиком. Сами же знамёна полков – стяги – тоже разные по цвету были. В бою голосом сигнал не подать, не услышат, вот и били в барабаны, трубили в трубы. Сотник по-любому сигнал поймёт, тем более что он дублировался прапором из ставки князя или воеводы.

– Своих, рязанских, защищать должны, хоть и ценой живота своего, – поучал Алексей. – Видишь – товарищ твой, ратник, пусть и другого боярина, в тяжёлое положение попал, враг его одолевает – бросайся на выручку, помоги, одним ведь миром мазаны.