Хроники Клифтонов. Книга 4. Бойтесь желаний своих - Джеффри Арчер

– С папой проще. Он всегда выглядит как… неорганизованный, безработный писатель, так что впишется идеально.

– Я бы хотела напомнить тебе, Себастьян, что твой отец один из самых уважаемых писателей…

– Мама, я люблю вас обоих. Я обожаю вас обоих. Но сегодняшний вечер принадлежит Джессике, так что не испорти его ей.

– Он прав, – вставил слово Гарри. – Помнится, меня самого больше заботило, какую шляпку наденет моя мама на выпускной акт, чем возможность получения награды за успехи в латыни.

– Но ты рассказывал мне, папа, что призы за латынь всегда выигрывал мистер Дикинс.

– Совершенно верно. Дикинс, твой дядя Джайлз и я могли бы учиться вместе, но, как и в случае с Джессикой, Дикинс был в другом классе.

– Дядя Джайлз, познакомьтесь, пожалуйста, с моим другом, Клайвом Бингэмом.

– Привет, Клайв, – поздоровался Джайлз.

Перед тем как войти, он снял галстук и расстегнул воротник рубашки.

– Вы тот самый клевый член парламента, да? – спросил Клайв, пожимая руку Джайлзу.

Джайлз не нашелся что ответить, разглядывая юношу в желтой, в горошек рубахе апаш и в джинсах-дудочках. А еще копна непокорных светлых волос, голубые нордические глаза и очаровательная улыбка – вот почему Джессика была не единственной женщиной в комнате, то и дело поглядывавшей на него.

– Он самый лучший, – промурлыкала Джессика, тепло обнимая дядю. – И он должен стать лидером Лейбористской партии.

– Так, Джессика, – улыбнулся Джайлз. – Прежде чем я решу, какая из твоих картин…

– Поздно, – сказал Клайв. – Но вы еще можете заполучить мою.

– Но я хочу добавить в свою коллекцию картину Джессики Клифтон.

– В таком случае вас ждет разочарование. Показ открылся в семь, и все картины Джессики расхватали в считаные минуты.

– Даже не знаю, радоваться ли мне твоему триумфу, Джессика, или сердиться на себя самого за то, что не явился пораньше. – Джайлз еще раз приобнял племянницу. – В общем – поздравляю.

– Спасибо, но вы должны взглянуть на работу Клайва, она действительно хороша!

– И поэтому я не продал ни одной. Сказать по правде, даже мои родственники больше не покупают их, – добавил Клайв, когда Эмма, Гарри и Себастьян вошли в комнату и сразу же направились к ним.

Джайлз знал, что сестра всегда одета по последней моде, но в этот вечер у нее был такой вид, будто она только что вышла из сарайчика для пересадки растений. По сравнению с ней Гарри выглядел, безусловно, изящно. Ему показалось или в самом деле у нее на свитере дырка? Одежда – одно из немногих средств наступательного вооружения женщины, говорила ему как-то Эмма. Но сегодня вечером… и тут до него дошло.

– Умница, – прошептал он.

Себастьян представил Клайву своих родителей, и Эмме пришлось признаться, что юноша ничем не походил на свой автопортрет. Хорош – первое, что пришло на ум, даже если его рукопожатие оказалось вяловатым. Она переключила свое внимание на картины Джессики.

– А все эти красные бирки означают…

– Продано, – сказал Клайв. – Но, как я уже объяснил сэру Джайлзу, вы убедитесь, что я не страдаю от той же проблемы.

– Выходит, работ Джессики на продажу не осталось?

– Ни единой, – ответил Себастьян. – А ведь я предупреждал, мама.

В дальнем конце комнаты кто-то негромко постучал по стеклу. Все оглянулись и увидели бородатого мужчину в кресле-каталке, пытающегося привлечь всеобщее внимание. Одетый в коричневый вельветовый пиджак и зеленые брюки, он с улыбкой смотрел на собравшихся.

– Леди и джентльмены, – начал мужчина. – Позвольте совсем ненадолго завладеть вашим вниманием. – Все прекратили разговоры и повернулись лицом к говорившему. – Добрый вечер и добро пожаловать на ежегодную выставку дипломных работ выпускников Школы изящных искусств Слейда. Меня зовут Раскин Спир, и, как председатель жюри, в первую очередь я должен объявить победителей в каждой категории картин: эскиз, акварель и картина маслом. Впервые в истории Слейда один и тот же студент одержал победу во всех трех категориях.

Эмма слушала как завороженная: кто же из молодых художников это мог быть, – чтобы затем сравнить работы победителя с работами Джессики.

– Скажу откровенно, вряд ли кто-то удивится, в отличие от самого победителя, что лучший ученик нашей школы… Джессика Клифтон!

Все в зале зааплодировали. Эмма просияла от гордости, а Джессика просто склонила голову и прижалась к Клайву. Один лишь Себастьян знал, что сейчас творилось в душе Джессики. Ее демоны, как она называла их. Джессика болтала не умолкая, когда они оставляли ее в покое, но в те моменты, когда она оказывалась в центре внимания, тогда, словно черепаха, она пряталась в свой панцирь в надежде, что никто ее не заметит.

– Джессика, будьте так добры, подойдите, пожалуйста, я вручу вам чек на тридцать фунтов и кубок Маннингса[31].

Клайв чуть подтолкнул ее, и все вновь зааплодировали, когда Джессика будто бы против воли подошла к председателю жюри; ее щеки пылали все ярче с каждым шагом. Когда мистер Спир вручил ей чек и кубок, стало ясно, что благодарственной речи победителя не последует. Джессика поспешила вернуться к Клайву, который сиял так, будто приз достался ему.

– А еще я должен объявить, что Джессике предложили место в Королевской академии художеств, начало занятий в сентябре, и я знаю, что мои коллеги с нетерпением ждут, когда она присоединится к нам.

– Очень надеюсь, что вся эта лесть не застрянет у нее в голове, – прошептала Эмма Себастьяну, видя, как Джессика вцепилась в руку Клайва.

– Этого не бойся, мама. Она едва ли не единственный человек в этом зале, который не сознает, насколько талантлив.

В этот момент рядом с Эммой вдруг возник элегантный мужчина в щегольском красном галстуке и модном двубортном костюме.

– Позвольте представиться, миссис Клифтон. – (Эмма улыбнулась незнакомцу, подумав, что это, возможно, отец Клайва.) – Меня зовут Джулиан Агню. Я арт-дилер и всего лишь хотел сказать, что восхищен работами вашей дочери.

– Очень любезно с вашей стороны, мистер Агню. Удалось ли вам приобрести хоть одну картину моей дочери?

– Я купил их все до единой, миссис Клифтон. Последний раз, когда я покупал все картины молодого художника, это были произведения Дэвида Хокни.

Эмме не хотелось признаваться, что никогда не слышала о Дэвиде Хокни, а Себастьян знал о нем лишь благодаря тому, что у Седрика в кабинете висело с десяток его картин, но это неудивительно: Хокни был йоркширцем. И не то чтобы Себастьян не обратил внимания на мистера Агню, просто мысли его сейчас витали где-то далеко.