Тьма - Джеймс Герберт

Высокая вошла в комнату, за ней вторая. Широко распахнув дверь, они стали у стены, и Бишоп услышал, как высокая сказала:

— Проучите его.

Они повалили в комнату — одержимые, размахивающие руками существа из преисподней: женщины в бесформенных блеклых платьях, служивших ночными рубашками, мужчины в таком же одеянии. Бишоп попятился, почти поверив, что это сон.

Линн высвободилась, и ему на плечи набросили скрученную простыню. На него навалилась груда тел. Они вопили, раздирали на нем одежду, их безумные серые лица возникали перед ним и снова исчезали, когда другие отбрасывали их в сторону, чтобы посмотреть на свою жертву. Оглохший от их воплей, Бишоп отбивался вслепую, то попадая кулаками во что-то мягкое, то натыкаясь на кости. Упавших немедленно сменяли другие, и он начал слабеть, цепляясь за их рубахи, чтобы не упасть. Кто-то ударил его коленом в лицо, но он не сразу почувствовал жгучую боль, несколько мгновений оставаясь в шоке. Он опустился на колени и тут же получил увесистую пощечину, от которой его голова резко качнулась назад. Распростершись на полу, он почувствовал, что простыня вокруг его шеи затягивается. Его поверженное тело топтали чьи-то ноги.

С помощью скрученной простыни его подтащили к двери.

Высокая посмотрела на него сверху вниз, и в скудном свете, проникающем из коридора, он увидел на ее лице неизменную приятную улыбку. Бишоп, прижавшись к полу спиной, уставился на нее и ее низкорослую сообщницу, наслаждавшихся его страхом. Высокая подняла руку, и шум на мгновение утих, только отдельные вздохи, стоны и смешки еще слышались во тьме.

— Слишком поздно, мистер Бишоп, — сказала она. — Это уже началось.

И они снова набросились на него и потащили в коридор. Ему показалось, что в общем гомоне слышен смех Линн.

Ему удалось опереться на ноги и выпрямиться, зарывшись каблуками в жесткий ковер и отбиваясь от толпы. Куда бы они его ни волокли, он не желал там оказаться. Но тут увидел перед собой нечто такое, что заставило его громко застонать.

Из комнат по обеим сторонам длинного коридора выбрасывали трупы работников психиатрической лечебницы. Их медицинская форма настолько пропиталась кровью, что белого цвета почти не было видно. Он понял, что этих людей не просто убили; трупы их страшно изуродовали. Неизвестно, были они уже мертвы, когда... Бишоп прогнал эту мысль.

Его обуяла ярость. Он не знал, что с ними со всеми произошло и отчего люди с больной психикой решились на столь вопиющее злодейство, но он возненавидел их. События последних недель свидетельствовали о том, что они не отвечали за свои поступки — их слабые души подчинялись чьему-то более страшному безумию. Именно это безумие возненавидел Бишоп, но все они являлись его носителями, все были орудием его преступлений и предоставили себя в его распоряжение. Они перестали быть людьми.

Сморщив лицо в злобной усмешке, низкорослая сделала шаг наперерез, как бы желая поддразнить Бишопа. Удар ногой пришелся ей чуть ниже жирного живота, и едва она пригнулась, Бишоп заехал коленом ей по лицу, так что она поперхнулась собственным криком.

Те, кто держал его за руки, на мгновение остолбенели, и их безумие сковал страх. Бишоп вырвал одну руку и развернулся, чтобы ударить сумасшедшего, который держал другую. Раздробив ему нос кулаком, он испытал мимолетное удовлетворение. Петля на шее стала свободнее, и он быстро сбросил ее через голову, отпрыгнув при этом от толпы, вывалившей в коридор, потом швырнул человека с разбитым носом в толпу, и вопли вспыхнули с новой силой. К нему потянулись руки, стремясь затащить к себе в самую гущу.

Бишоп пятился, шлепая их по рукам, как непослушных детей, лезущих за конфетами. И чуть не наступил на распростертые ноги мертвого санитара. Перескочив через них, он развернулся и бросился к лестнице. Лицо мертвеца, у которого вместо глаз зияли кровавые провалы, окончательно лишило его присутствия духа. Пациенты гнались за ним, спотыкаясь о трупы тех, кого они уже умертвили, и хихикали при этом.

Бишоп добежал до лестницы и припал к перилам. Двое, облаченные в белые крахмальные брюки и куртки — униформу Фэрфилда, — поднимались по ступенькам, но в полумраке их лиц не было видно. Один держал железный прут и барабанил им по стойкам перил. Когда лица оказались на свету, Бишоп увидел в их глазах такое же безумное ликование, как у одержимых за его спиной. Пошатываясь, он стал подниматься на третий этаж.

Но чья-то рука тут же вцепилась ему в лодыжку и потащила назад. Чтобы не поддаться, Бишоп схватился за перила. Обернувшись, он увидел Линн — тупо хихикающую и, очевидно, окончательно выжившую из ума. Линн, которую он больше не узнавал, которая получала удовольствие от этой жестокой игры и желала его смерти. Смазав ногой по ее задранному лицу, Бишоп закрыл глаза.

А железный прут уже стучал по перилам, за которые он держался всего в нескольких дюймах от него. Санитар сверлил Бишопа глазами и улыбался! Толпа внизу замешкалась у тела Линн, и Бишоп, прыгая через три ступеньки, неуклюже помчался вперед, замирая от страха при мысли, что животный ужас парализует его ноги. Не отпуская перил, он стремительно вписался в поворот. Толпа двинулась за ним, наступая на тело Линн. Бишоп влетел в коридор третьего этажа. Там было темно. Но не настолько, чтобы он не заметил облаченные в белое фигуры, приближающиеся к нему. Двери по обеим сторонам коридора открывались, и оттуда, как призраки, все выходили и выходили другие.

Он оказался в западне.

Если не считать дверь слева, которая до сих пор еще не открылась.

Он ворвался туда и захлопнул дверь за собой. Судорожно глотая воздух, налег на нее плечом и пошарил в темноте в поисках ключа. Ключа не было, как не было и задвижки.

За дверью собиралась толпа.

Ноги у него промокли.

Он попробовал отыскать выключатель, но не нашел. Что-то задело его по тыльной стороне ладони. Шнур. Свет. Он дернул. Облицованные белым кафелем стены ослепили. Он оказался в ванной комнате. Вот почему он не нашел замка: сумасшедшим не дозволялось запираться. Весь пол покрывали лужи, а глубокая ванна на ножках в форме птичьих лап была до краев наполнена. Гладкая поверхность воды производила самое мирное впечатление.

В углу стоял стул с двумя небрежно брошенными на спинку полотенцами. Он приставил стул к двери под углом, уперев спинку под дверную ручку. Возможно, это задержит их на несколько драгоценных секунд и он успеет добраться до высокого окна напротив. Он видел, что матовое стекло укреплено металлической проволокой, и взмолился, чтобы ему удалось его вышибить, заранее зная, что рама встроена в коробку окна, дабы исключить возможность открыть его обычным способом. Он прошлепал по залитому водой полу, не обращая внимания на визгливый смех за дверью. Но, проходя мимо огромной ванны, понял, что все это было игрой, что они нарочно позволили ему взбежать на третий этаж и направиться именно в эту комнату. Они хотели, Чтобы он увидел, что лежит в ванне под невозмутимой поверхностью воды.

Стеклянный дом удивил Пека. Он никак не ожидал, что Джейкоб Кьюлек может жить в таком доме; ему почему-то казалось, что старику должны нравиться солидные дубовые стены с вьющимися по ним розами или что-нибудь в георгианском стиле, высокое и элегантное. Однако он оказался непредсказуем. Все они немного чокнутые. Пока не начнешь слушать, что он говорит, производит впечатление вполне разумного, уравновешенного человека.