Река моих сожалений - Медина Мирай

Я не мог больше находиться в этом доме, но избавиться от него – тоже. Безликие стены, мебель, нетронутая после трагедии пыль были доказательством его жизни, обителью моих мыслей и памяти. Ганн словно продолжал быть здесь, невидимый и бесшумный. И прямо сейчас он, кажется, смотрел на меня печальными глазами и нашептывал что-то неразборчивое, но успокаивающее.

– Как прикажешь мне продолжать жить в этой квартире? – спросил его я.

Ответа не последовало.

Я принял душ и заварил себе кофе, но размышления о потерянном гонораре не давали расслабиться ни на секунду. Мне предстояло вернуть не только то, что осталось, но и то, что я уже успел потратить. Итого на банковском счете почти ничего не оставалось. Даже к покупке выпивки отныне придется относиться ответственно.

Уже завтра я должен был отправиться к Кристиану с плохими вестями о разрыве контракта, но поход к режиссеру больше не казался мне важным и достойным того, чтобы я встал с нашего с Ганном дивана. Поэтому, собравшись с силами, я позвонил ему.

Отказ от роли привел Кристиана в недоумение и растерянность. Мы добавили ему проблем, но он сделал это первым, и дурные вести я сообщил ему со злорадным удовольствием, словно нежеланные слова были моей маленькой местью за нашу с Колдером отдаленность. За возвращение туда, откуда так хотелось сбежать.

– П-погоди, – вымолвил он, – ты не можешь просто взять и отказаться. Хорошо, пусть Колдер не будет участвовать, но ты ведь можешь?

Предложение Кристиана словно открыло мне второе дыхание. А ведь об этом я даже не подумал. Сыграть фальшивую любовь с каким-нибудь актером – неважно, с кем, – сохранить гонорар и больше не переживать о своем финансовом положении. Это, с одной стороны, облегчало мою жизнь, но с другой – усложняло: как Колдер воспримет эту новость?

Да, кино, весь шоу-бизнес – выдумка. Эмоции актеров на съемках фальшивы. Их слезы и улыбки появляются по велению режиссера, и они сделают все, что им скажут, ради денег: даже сыграют эротическую бесцензурную сцену, зная, что это увидят их мужья и жены, матери и отцы, дети.

Одним из величайших моих разочарований когда-то в детстве было узнать, что любимые мультфильмы делают не ради детей и искусства, а ради денег и собственного обогащения. Кто бы что ни говорил о красоте творчества и историческом наследии для будущих поколений, всего этого не было бы без зеленых бумажек.

Если бы Колдер вместо меня решил сыграть с кем-то любовь, ревность съела бы меня без остатка. И он, уверен, тоже не принял бы мое решение остаться на съемках.

Сегодня ночью у него небольшой номер в клубе Ганна – он быстро нашел оплачиваемую работенку. Но у меня так не получится. Это был мой последний шанс не влезть в долги и остаться на плаву. И я принял это предложение. Теперь предстояло рассказать о нем Колдеру.

PRIVATE CLUB был все тот же: душный, заполненный извращенцами и алкоголиками, пьяными до состояния беспамятства.

Уже на входе меня манили соблазнительные взгляды проституток, но я удостоил их лишь секундой своего внимания и запрыгнул в бесконечную тьму клуба. Я собирался с мыслями, чтобы рассказать Колдеру о нелегком решении, продумывая все сценарии его поведения и аргументы за и против.

Столики были забиты восторженными, присвистывающими компаниями. На сцене отгремел барабанщик и под легкие аплодисменты удалился.

Все как и всегда, если не считать того факта, что Роллинса не видать ни в зале, ни у приватных комнаток. Может, за то время, что мы не виделись, он сменил имидж и теперь сливался с толпой? – думал я, ведь прикиды этого извращуги можно было заметить чуть ли не с противоположного конца Лос-Анджелеса.

– Эй, – меня остановил незнакомец. Сомнительный вид – круги под выкатившимися глазами и нервозность – говорили лишь об одном, поэтому я сразу сказал:

– Нет, спасибо, у меня есть.

– Лишним не будет, поверь.

Я оглянулся, чтобы в последний раз убедиться в отсутствии Роллинса.

Безусловно, этот подсевший на иглу бедолага был готов отдать мне свой товар как можно дешевле – об этом кричали и его пугливый взгляд, и костлявые дрожащие пальцы, и невинная поза. На миг я увидел в его блестящих огнями клуба глазах себя: маленького беспомощного человека, зависимого от яда безжалостных крохоборов, делающих огромные деньги на таких, как мы, – измученных преградами слабаков и охотников за легкой жизнью, в итоге становящихся рабами.

Это заключение было истинно верным и очередным намеком свыше остановиться. Шум клуба, возгласы веселящихся людей и неожиданная жажда новых ощущений раскромсали мимолетное стремление встать на истинный путь.

– Хорошо, – согласился я. – Идем в туалет.

Небольшие бежевые кабинки не всегда служили истинному назначению: чаще они скрывали нетерпеливых извращенцев или таких, как я.

Мы зашли в первую свободную кабинку. Закупщик вывернул карманы наизнанку, неаккуратно достал белую пластиковую баночку и открыл крышку. Со дна на меня смотрело около десяти таблеток.

– Как тебе такой формат?

– Очень удобный. Я возьму на пробу?

– На пробу?

– Конечно. – Я ухмыльнулся. – Или ты думал, что я просто так заплачу тебе за подделку или какие-нибудь конфеты?

Он недовольно фыркнул и нахмурился. Напряженное молчание и злобный взгляд стали одобрительным ответом. Я высыпал себе на руку одну таблетку, принюхался и облизнул назло своему продавцу.

– Идет.

Сделка оказалась ужасно выгодной. Заплатив, я спрятал баночку в карман. Продавец поспешил уйти сразу, как только выхватил у меня купюры. Он нараспашку раскрыл дверь. За ней меня ждал Колдер.

У Колдера не было слов. Случайно увидев меня с наркотиками, он выбежал из уборной, осознав, что я не только конченый наркоман, но и лжец.

От страха и растерянности я не сразу побежал за ним. Что я могу сказать? Ни одно оправдание не поможет мне вновь принять образ безвинного человека, и ни одно извинение не смоет с меня ложь.

Я вышел в зал и оглянулся. Глупо было искать его в толпе, но вдалеке, у двери, ведшей в коридор с крохотными гримерками, я увидел его. Он скрылся за дверью.

Я двинулся вслед за ним с совершенно пустой головой: лишь нарастающая паника и стремление вернуть Колдера двигали мной. Я не мог подобрать ни одного слова, чтобы объясниться.

В коридоре с гримерками было темнее, чем в зале, но теплый свет из приоткрытой двери одной из комнаток так и зазывал войти туда. С гремящим от страха сердцем я распахнул дверь. Колдер ждал, повернувшись ко мне спиной. Он уперся руками в стол, словно едва стоял. А может, так и было.

– Зачем? – выдохнул он, обернувшись. – Зачем ты это, черт возьми, делаешь?

Я опустил голову, как побитый пес.