Пройти через лабиринт - Татьяна Олеговна Воронцова

свеж. Ей хочется сохранить навсегда эти чудесные минуты покоя в одном из прекраснейших мест земли, залить янтарем и любоваться долгими зимними вечерами.

Быстрые, легкие шаги на дорожке. Наконец-то!

Насвистывая «People Are Strange», по ступеням крыльца поднялся Герман. Улыбнулся, оборвав свист.

– Я не опоздал?

– Без тебя бы не начали, друид.

Но не успела она выбраться из кресла, чтобы отвести его в свою комнату и сообща постранствовать по всемирной паутине, как на террасу вышел Аркадий. Окинул Германа сумрачным взглядом.

– Ты что здесь делаешь?

– Он пришел ко мне, – пояснила Нора, вставая.

Но это не очень помогло. Стоя друг против друга, мужчины хранили напряженное молчание.

– Ты помнишь, за что я вышвырнул тебя в прошлый раз? – начал Аркадий, и Герман слегка поморщился. – Вижу, за прошедшие годы в этом смысле мало что изменилось.

– Я не знаю, за что ты вышвырнул его в прошлый раз, – вмешалась Нора, кипя от негодования, – но сейчас у тебя не может быть к нему никаких претензий! На псов своих намордники надень!

– Нора, прошу тебя, – тихо проговорил Герман.

Она опомнилась. Действительно, не стоит вести себя как мамочка. Вряд ли Герман нуждается в ее заступничестве. К тому же ей известны далеко не все нюансы их взаимоотношений.

– Куда, черт возьми, подевался твой психованный дружок? – вопрошал Аркадий, глядя на Германа с мрачной решимостью без примеси симпатии. – Откуда у него велосипед?

Побритый и постриженный, в темно-синей футболке с треугольной горловиной, он выглядел чрезвычайно мужественно. Глядя на него, Нора понимала, что может найти в нем женщина – даже такая женщина, как Регина. Но в ней на подобную стереотипную мужественность не отзывалось абсолютно ничего.

– Сам ты психованный, – сквозь зубы ответил Герман.

– Кто он такой? Где и при каких обстоятельствах вы познакомились?

Усмехнувшись, тот покачал головой.

– Слишком много вопросов, док.

– Ты же знаешь…

– …что ты все равно получишь ответ? – скептически улыбнулся Герман.

Правой рукой Аркадий взял его за плечо и придвинул к опорному столбу террасы.

– Герман, мне нужна эта информация.

– Неужели?

Они смотрели друг другу в глаза.

– Я говорю серьезно.

– Скажи еще раз. Или лучше два. Вдруг с первого раза я не расслышал.

– Очень серьезно.

– Ну, еще.

– Коллекционируешь острые ощущения? Пожалуй, ты их заслужил. Только вот что, друг мой. Ты ошибаешься, считая себя таким уж стойким, таким несокрушимым. Если ты будешь продолжать в том же духе, в один прекрасный день я рассержусь на тебя, сильно рассержусь, и от твоей стойкости не останется ни хрена, потому что на самом деле ни твоя выносливость, ни твой характер еще ни разу не подвергались хоть сколько-нибудь серьезным испытаниям. Не зли меня, иначе я размажу по стенке твою знаменитую гордость и твое знаменитое достоинство. Я разнесу в пух и прах все твои иллюзии относительно собственной персоны. Имей в виду, я могу это сделать, потому что я сильнее тебя.

– Так начинай. – Шепот, свистящий и резкий, напоминающий шипение змеи. Хризолитовая ярость. – Сейчас у тебя даже повод есть. Начинай.

Аркадий смотрел на него, не мигая. Нора вдруг поняла, что совершенно не представляет, как долго можно испытывать терпение такого человека и при этом оставаться целым и невредимым. Она покосилась на приоткрытую дверь, размышляя, не привлечь ли каким-нибудь образом внимание сестры, чтобы та, используя свой талант и статус супруги, обезвредила доктора без скандала, но вспомнила слова Кира – «ты же понимаешь, если сейчас им помешать, они будут искать другое время и место», – и не сделала ничего.

– Я могу причинить тебе боль, не травмируя. Это обратная сторона моей профессии. Главное, чтобы ты понимал, зачем тебе это нужно.

– Это нужно тебе, а не мне. И мы оба это знаем.

– Мне? – удивился Аркадий. – А кто просил «еще»? Ты знаешь, как это бесит, как заводит. В сущности ты просто умелый провокатор, а весь этот сказочный ореол вокруг тебя – лишь подтверждение того, что задуманное тебе удается. Еще бы! Врожденные достоинства плюс приобретенные навыки делают твое обаяние непреодолимым. И ты это знаешь, подлая душа. Я предупреждал: держись от меня подальше. Но нет, ты решил приобщить меня к культу собственной личности…

– Аркадий, – прошептал Герман, упираясь затылком в столб и глядя на темные балки перекрытия. – Аркадий, ты дурак.

– …ты задействовал весь свой арсенал. И вот уже я, как мальчишка, играю с тобой в ковбоев.

– Не перекладывай на меня ответственность за свой выбор! Не хочешь играть – не играй.

– Чего ты добиваешься? – свободной рукой Аркадий провел по его запрокинутому лицу. – Чтобы я уделал тебя, как Бог черепаху, а после в приступе раскаяния баюкал на своей груди?

– Чтобы ты перестал наконец врать себе и переворачивать все с ног на голову. – Герман говорил торопливо, как будто боялся, что его прервут. Уголок левого глаза подергивался от тика. – Конечно, проще сказать, что тебя спровоцировали, чем признать наличие у себя социально неодобряемых желаний. Но ты же не дамочка, которая, будучи поймана с поличным, начинает биться в истерике «не виновата я, он сам пришел!», а человек, претендующий…

Той же самой рукой Аркадий коротко и сильно ударил его по щеке. И одновременно разжал пальцы.

Герман отошел в сторону. Вытащил из кармана сигареты. Сказал, не глядя:

– Ладно, док. В субботу мы отчалим. Потерпишь еще пару дней?

– Мы – это кто? Ты и Леонид?

– Да.

– А ты уверен, что он захочет поехать с тобой?

Герман сделал паузу, чтобы прикурить.

– К завтрашнему утру я буду знать точно.

Коротко усмехнувшись, Аркадий подошел и встал рядом. Непохоже было, что ему полегчало от этой новости.

Вновь прозвучал вопрос:

– При каких обстоятельствах вы познакомились?

Молчание.

– Кто разыскивает тебя? Или не тебя?

Ни звука. Только осторожное шуршание мелкой живности под дощатым настилом террасы, да уханье вылетающих на охоту сов.

– Или вас обоих, тебя и Леонида?

– Меньше знаешь – крепче спишь, – пробормотал Герман.

Аркадий смотрел на него, попыхивая сигаретой. Два красных огонька мерцали в серой мгле.

– Ты не любишь отвечать на вопросы, да? Не любишь и не считаешь нужным никому ничего объяснять.

– Почему? Иногда объясняю.

– Но я не принадлежу к числу избранных. Ясно. – Он помолчал. – Если все же надумаешь, загляни перед отъездом в контору.

– Заметано, док. – Герман сбежал по ступеням в сад. Обернулся, тонкий и натянутый как струна. – Только имей в виду: если ты еще раз ударишь меня по лицу, получишь в ответ то же самое.

Перед сном они обмениваются sms-ками.

«Расстроилась?»

«Да».

«Завтра едем кататься на лодках. Будь готова к одиннадцати».

«Вдвоем?»

«Вчетвером. По дороге расскажу».

«Что взять