Исполняющий обязанности - Евгений Васильевич Шалашов

а сотрудник тайной полиции. Или, предположим, товарищ Ленин на самом-то деле агент мирового капитала, который решил отдать Россию на растерзание европейским странам. Предположим, мой экс-коллега решится эти бумаги опубликовать. Ну и что? Чем это будет грозить Льву Давидовичу? Как вы считаете, в России кто-то всерьез поверит этим документам? Тем более, что они были в руках нашего врага. А кто поверит врагам?

Оба инспектора переглянулись, а потом дружно затрясли головами, изображая отрицание.

— Еще, — продолжил я. — Если Маклаков имеет какие-то компрометирующие документы, то почему он их никому не показал, не опубликовал раньше? Он уже написал не меньше десятка статей — а может и сотни, изобличающих советскую власть. Было бы логичнее публиковать обличительные документы вовремя. Тут бы он смог вбить клин внутри руководства, что-то еще. А теперь? Если бы я был на месте нашего руководства, которое имеет сведения о компромате — и оно его отчего-то боится, то сделал бы проще — отрядил бы пару человек, которые бы просто сожгли квартиру Маклакова, а то и весь дом. Согласитесь, это было бы гораздо дешевле. Да и надежнее.

Оба инспектора опять затрясли головами. На сей раз изображая согласие.

— Мсье Кусто, у вас имеется версия, кто бы мог украсть архив бывшего посла, да еще таким замысловатым способом? — осторожно поинтересовался Субреж.

— Есть кое-какие мысли, — туманно отозвался я. — Скорее всего, у Маклакова имеются бумаги, которые компрометируют не лидеров моей страны, а кого-то из тех, кто рассчитывает встать во главе белой эмиграции. Это может быть и Врангель, и Деникин, и кто-то еще, нам пока неизвестный.

— Вам неизвестный? — заинтересовался Субреж.

— Ну да, и мне неизвестный. Да и вам тоже, мсье инспектор из Амьена.

Я специально произнес последние слова с некоторой иронией, давая понять, что советский полпред о чем-то догадывается. Ну не станешь же открыто спрашивать — мсье, а вы из контрразведки или из тайной полиции?

Субреж сделал невинный вид, превратившись в скромного провинциального полицейского, у которого есть старый друг в столице. Правильно. Так и надо. А я продолжил рассуждения:

— Во время гражданской войны в белой армии появились фигуры, которые поднялись именно в силу социальных катаклизмов. Кто мог бы предположить, что какой-то полковник станет главой Крымской республики? А что творится сейчас? Эмиграция раздергана, разобщена. Но скоро она начнет объединяться. А вот для этого необходим лидер. Я такую фигуру пока не вижу, но она может появиться. Белые эмигранты — люди образованные. Они могли и сами изобразить перед домовладельцем бельгийцев, а то и попросить кого-то из местных. Связи и них имеются.

Я посмотрел на одного инспектора, потом на второго и спросил:

— Итак, господа, я вам изложил свои соображения, настал ваш черед.

Кажется, оба инспектора были слегка разочарованы. Они что, ждали от меня имен и адресов? Но обещание есть обещание.

— Мсье Кусто, ваши мысли совпадают с нашими разработками, — сказал Субреж, уже почти не утаивая свою принадлежность к тайной полиции. — За покушением на вас стоит генерал Туркул — один из помощников барона Врангеля. Карнаух, ныне покойный, числился при штабе Врангеля, но в последнее время он сблизился с Туркулом. А тот два месяца назад получил разрешение МИД на проживание в республике.

Туркул значит… Тоже, та еще сволочь. Он же умудрился после Второй мировой войны избежать веревки, хотя заслуживал. Туркул из «дроздовцев», из самых, на мой взгляд «отмороженных» белогвардейцев. Непримиримых, то есть.

«Дроздовец», заработавший генеральские погоны в двадцатом, потом жил в Болгарии. А там, вместе с коллегами, подавлял восстание болгар. Насколько помню, Миллер его исключил из РОВС за интрига. А здесь, стало быть, претендует на первые роли.

И кто же вы, мсье Субреж? Вероятно, за вами стоит Второе бюро Генерального штаба Французской армии. Что-то вроде нашего ГРУ. Им положено присматривать и за недружественными армиями, да и за дружественными тоже. Представляют ли остатки армии Врангеля опасность для Франции? Разумеется, нет. Да и для нас они уже не опасны. Но все равно, пока существует некая организационная структура, армия остается армией. Имеется иерархия. Это как кадрированные части во времена СССР. Будет приказ — на месте невнятных «военных городков» в райцентрах, где имеются лишь склады с обмундированием и оружием, автопарк, и где слоняется десяток прапорщиков и рота солдат, будет развернут батальон, а то и полк. Другое дело, что у армии Врангеля нет ни опорных баз, ни вооружения, а самое главное — денег.

— Туркула и прочих, кто из Турции сюда приехал,лучше всего депортировать, а остальным разрешения не давать, — сказал я и тут же поправился: — Но я не могу давать советы правительству Франции. Впрочем, — посмотрел я в глаза «инспектора из Амьена», — если мы сделаем запрос на его депортацию в Россию, вы выполните нашу просьбу?

Инспектор лишь пожал плечами. Понимаю, что никто Туркула не депортирует, проси мы два раза. И соглашения взаимную выдачу преступников у нас нет, да и не является бывший генерал гражданином Советской России. Но французы, боявшиеся наплыва эмигрантов, теперь подумают — а стоит ли вообще давать разрешение на въезд всей этой «золотой роте»? Врангелю, Кутепову и иже с ними. Пусть себе сидят в Турции.

Глава 24

Инспектор из Второго бюро

«Инспектор из Амьена» посмотрел на моего «участкового а» и Левин поднялся с места:

— Прошу прощения, господа, должен вас покинуть.

Как я и думал, главный разговор еще впереди. Любопытно, о чем собирается поговорить сотрудник Второго бюро с советским полпредом? Или он хочет поговорить не с ним, а со своим коллегой из Москвы? Такое тоже возможно.

— Итак? — посмотрел я прямо в глаза полковнику.

— Мсье Кустов, вы хотите получить дипломатический скандал? — напрямую поинтересовался «Субреж».

— Скандал? — переспросил я. Пожав плечами, сказал: — Какой же дипломат желает скандала? Я занимаю пост полпреда всего месяц, а меня уже дважды вызывали на набережную д’Орсе и заявляли протесты. С точки зрения дипломатии — это плохо.

— А что произойдет, если на набережной д’Орсе узнают, что под личиной посла скрывается заместитель Дзержинского?

Признаюсь, хотя и я говорил сам себе, что готов к тому, что меня все-таки «вычислят», но на самом-то деле я этого не хотел. И, даже если вы чего-то ждете, то все равно стараетесь себе внушить, что этого никогда не произойдет.

— А я — заместитель Дзержинского? — почти искренне удивился я. — Скажу вам официально — заместителем Председателя ВЧК я не являюсь. Если вам кто-то о том сказал — это либо чья-то провокация, либо чья-то безответственная ложь.

Вообще-то, следовало встать и уйти, продемонстрировав протест против гнусности, но я оставался сидеть. Нет, сидеть так просто нельзя. Сделал вид, что все-таки ухожу, вот только кофе допью.

— М-да, — грустно вздохнул я, рассматривая каплю коричневой жидкости, оставшейся на дне чашки. — А я так искренне рассчитывал, что Левин мне расскажет что-то про покушение на меня. А оказывается, я стал жертвой полицейской операции. — Поставив-таки чашку на стол, жестом позвал официанта, чтобы тот принес счет. — Я считал инспектора порядочным человеком, а теперь мне придется направить свой протест министру иностранных дел и министру Маррану.

— Подождите, мсье Кустов, — слегка растерялся «амьенец». — Почему вы решили, что здесь замешана Сюрте?

— Простите, вас лично я не знаю, а то, что вы из Амьена, услышал от мсье Левина. А вот инспектор Левин трудится в сыскной полиции. Кому же я должен подавать протест?

Он что, рассчитывал, что я так сразу и «поплыву»? Если это не провокация, то мне бы хотя бы узнать — кто меня сдал? И ты мне сам должен рассказать, без намеков.

— Подождите, Жак здесь совсем не причем, — еще раз попытался остановить меня «инспектор».

Вот здесь интересно. Если «амьенец» действует от имени той конторы, о которой я думаю, то ему бы должно быть плевать — какие последствия постигнут инспектора. Но тут, похоже, все построено на личных связах. А вот это уже кое-что. Лжеинспектор не хочет, чтобы его приятель или знакомый получил разнос. Стоп. А они не родственники-ли случайно? Чем-то похожи.

— Тогда, господин Субреж — карты на стол — потребовал я, а потом поинтересовался: — А настоящий Субреж, наверное, пожилой дядька, который хочет на пенсию?

— Нет, ну что вы. Субрежу еще нет сорока, до пенсии ему десять лет, — ответствовал Лжесубреж, потом спохватился: — Позвольте полюбопытствовать — в чем я ошибся?

Типа — в чем твой прокол?

— Следовало действовать строго официально, — подсказал я, не акцентируя внимание на свежем воротничке и прочем. — Инспектор