Обратный отсчет: Равнина - Токацин

к его броне — один из «спецов» стоял рядом и что-то говорил, но сармат слышал только тихий треск.

— Он хочет отвести нас дальше, — перевёл Вепуат. — Показать горячие камни и источники. Просит ничего не трогать там. И он не понимает, что с тобой. Гедимин! Ты идти можешь?

Сармат с присвистом выдохнул в респиратор.

— Эту душегубку надо закрыть ко всем макакам! Ты понимаешь, что они за год все перемрут⁈ У них уже силикоз. Тут даже вентиляции нет, ни увлажнения, ничего…

Теперь все трое проводников стянулись к сарматам. Последнего выдернули из корзины с волокном — он что-то перебирал там, шипя на рабочих с колотушками. Он ещё что-то объяснял, показывая на корзину, пока Вепуат не поднял руку, странно шевельнув пальцами.

— Скажи им, что это смертельно опасно — так работать с асбестом, — Гедимин с трудом подбирал слова. Перед глазами вставал кагетский рудник — снимки из материалов дела, выложенных в сеть. На ум шли одни ругательства — и конструкция подвесного разбрызгивателя из костей, жёлтого гзеша и пористых стеблей. «Если бы хотя бы орошать пылящий материал, прибивать пыль к земле… Они же сидят прямо в облаке! И эта тяга снизу вверх гонит всё на них…»

— Идём, — Вепуат потянул Гедимина к ближайшей арке. — Тут так шумно, что слов не разобрать. Я так ничего не пойму!

Гедимин оглянулся в последний раз на конвекционные потоки, уносящие мелкую пыль из колодца, и, пригнув голову, шагнул в проём. Короткий изогнутый коридор вёл в область более высокой температуры — по ощущениям, градусов восемьдесят. На секунду лицевой щиток подёрнулся паром — влажность здесь тоже была выше, и чем дальше сарматы уходили, тем больше она возрастала. «Термальные источники,» — Гедимин прислушался к плеску и шипению. «Очень горячие, но спокойные, без извержений. А вон там что-то извергнулось…»

Где-то вдали гейзер, оглушительно булькнув, с рёвом ударился о камень и расплескался. Шум стекающей воды ненадолго заглушил шипение пара. Грохот каменных молотов превратился в тихий перестук далеко за поворотом. Ещё один изогнутый проход, полузаложенная арка, — и Гедимин протиснулся в раскалённую пещеру.

Здесь было выше ста градусов — даже выше четырёхсот, сармат почувствовал это уже от входа и остановился, сообразив, что дальше — ещё жарче. Вдоль стен тянулись широкие, но неглубокие ямки, засыпанные кейеком. Вещество, собранное вместе в таком количестве, накалилось почти добела; горячий воздух с гулом поднимался над ямами — и упирался в заложенный свод. Единственное небольшое отверстие было в самом центре; всё остальное пространство было заполнено решётками из вбитых в стену костей. Самые нижние располагались над ямами, верхние — в пяти метрах над ними, под сплавленным из каменных обломков потолком; с каждой решётки свисали пряди расстеленных волокон. Те, что лежали наверху, показались Гедимину сырыми, от них шёл пар, но просыхали они — в такой-то жаре — до странности медленно. Сармат перевёл взгляд на дальние решётки — и поёжился, увидев местных рабочих. Сэта, одетые только в набедренные ремешки, босиком ходили по раскалённому камню и совали руки в пар, расстилая волокно более тонким слоем. «Следят за процессом,» — мелькнуло в голове. «Регулируют скорость просушки. Там градусов семьсот будет. Вот это термофильность, мать моя колба…»

Один из рабочих зашелестел, повернувшись к «спецам»; кто-то из тройки сразу к нему подошёл и вцепился в волокно, сунув в него и руки, и нос. Что он там вынюхал, Гедимин не понял, но к нему тут же поспешил второй «спец».

— Нарушили технологию? — вырвалось у сармата. Вепуат укоризненно хмыкнул.

— Вот всё тебе не так… А. Ты, похоже, прав.

Волокно сгребали с решётки в спешно притащенную корзину. Гедимин мельком удивился, что она не воспламеняется в раскалённом воздухе, — это был костяной каркас, обтянутый чьей-то шкурой — но потом заметил обугленные участки и успокоился — «ещё одна термостойкая субстанция…» Волокно, пока он глазел на корзину, начали раскладывать по свободной решётке двумя ярусами ниже. Успокоенные «спецы» вернулись к сарматам.

— Серебристый asa’an начал белеть, — пояснил Вепуат. — Повезло заметить рано. Белый сделать проще. На него хорошее волокно не тратят. Вот он, видишь, прямо на камнях?

— Серебристый — тот, что выпаривается? — Гедимин проследил за клубами пара над решётками. — А белый просто прожаривают? На один этап работы меньше?

— Ну да, а серебристый ещё вымачивают в источниках, — кивнул Вепуат. — Смотреть пойдём?

«Сканер сканером,» — Гедимин покосился на запястье — прибор, не привлекая чужого внимания, собирал информацию о минеральном волокне. «А лучше бы взять образцы. Этому веществу нашлось бы хорошее применение. У нас до сих пор вместо тросов чёрт-те что…»

…Гейзер снова булькнул, коротко рявкнул — и вода потекла по стенам обратно в закрытую ванну. Оттуда, где стоял Гедимин, был виден только проход к ней — арка, густо вымазанная церой и ярко светящаяся в полумраке. Кромки каменных ванн — многочисленных горячих источников — светились тусклее — видимо, церу постоянно размывало. Ванны от края до края были застелены спутанным белесым волокном. Над каждой из них с костяных решёток свисали ещё пласты, отяжелевшие от впитавшегося горячего пара. С них капало. Сэта-«операторы», сами промокшие до последней шерстинки, с длинными костяными вилками обходили ванны. Гедимин про себя отметил, что обход начался, едва гейзер издал первый звук, — до того рабочие лежали в гамаках, подвешенных в относительно сухой нише. «У них есть, чем измерить время,» — беззвучно хмыкнул он. «Удобно.»

— Тут ещё asa’an, который пропитывают паром, — с запинками перевёл Вепуат. — Видишь жёлтое волокно на решётках? Его сушат без нагрева. Он будет некрасивым, но очень прочным. Помнишь тросы в городе?

Гедимин кивнул. Он смотрел на мокрых рабочих и досадливо щурился. «Они же не водные млекопитающие. И что с лёгкими этот пар делает, тоже вопрос. Может, рассказать им про герметичные комбинезо… а, хотя бы про пористый гзеш? В нём и удобно, и зря не мокнешь…»

— Что с волокном делают дальше? — спросил он. — Здесь где-то прядильные станки?

Вепуат хмыкнул.

— Ага, станки. Из нескольких сотен жителей… Станок тут только ткацкий.