Темный путь. Том второй - Николай Петрович Вагнер

подняты и накинуты на приборы, в знак траурного события.

Князь В., толстый и веселый гастроном, ходил прихрамывая, опираясь на палку и ворчал вслух:

— Что же это за порядок?! Собрали всех и надули!.. Чего же мы ждем?! Или садись, или расходись… Ведь этак весь обед испортишь. Я просто голоден как собака.

И он подхватил какого-то седого старичка в дворянском мундире, со звездой.

— Петр Петрович! Давай сядем!.. Чего ждать?

Но Петр Петрович уклонился, отговорился и улизнул.

Граф напал на другого.

— Семен Никитич! Сядем!..

— Неловко!.. — проговорил Семен Никитич. — Ну а вдруг заедет Александр Христофорович?.. А мы здесь того… пиршествуем… при таковых обстоятельствах… Нехорошо!..

И князь В. проходил дальше и подхватывал третьего и четвертого и все вербовал в охотники начинать. И только что я успел сказать два-три слова с одним моим знакомым, как смотрю — князь уж заседает за угловым столом и подле него сидят трое или четверо.

И не прошло и трех минут, как к ним быстро начали приставать другие. Сделалось общее движение, и все, точно мухи, посыпались к столам и начали садиться как попало — тихо и уныло, молча или разговаривая вполголоса. Все, очевидно, проголодались.

«Вот! — подумал я. — Чем и как надо убеждать нашу публику. Голод не тетка, и никакой Александр Христофорович ему не страшен».

Я тоже сел подле одного моего знакомого.

Когда была съедена уха из стерлядей с расстегаями — многие начали оглядываться, но никто не решался спросить или налить вина. Между тем на столе стоял строй бутылок.

Наконец один толстый господин, с красным носом, в потертом дворянском мундирчике, протянул руку, взял бутылку красного вина и, встав на стул, поднял бутылку высоко над головой и пригласил плаксивым, прерывающимся от слез голосом:

— Господа дворяне!.. Незабвенного Царя! Незабвенного — помянемте Сорокацерковным-то… Сорокацерковным-то!

— Нашелся! Каналья! — проворчал кто-то из сидящих.

— Батюшка! — вскочил князь В. — Да кто же после рыбы-то пьет красное?! Разбой!.. Отрава!..

Но публика разрешила и начала наливать в рюмки уже не красное, а крепкие вина. Разговор оживился, со всех концов загудели голоса — точно рой шмелей.

В середине обеда вошел довольно полный господин в черном фраке с тремя звездами.

— А! дипломат!.. К нам!..

— К нам милости просим! К нам!

И со всех концов посыпались приглашения.

Дипломат подошел к пустому стулу подле меня и закричал:

— Не беспокойтесь, господа! Здесь есть место. — Он поздоровался с моим и с своим соседом, и мой сосед представил ему меня.

— Вот! — сказал он. — Недавно вернувшийся защитник Севастополя.

— Очень рад, — сказал дипломат, пожимая мою руку. — Кто это такой? — спросил я шепотом моего соседа, когда дипломат обернулся к соседу налево.

— Это граф Д. — И он назвал очень известную в дипломатическом мире фамилию.

Сосед и почти все присутствующие интересовались теми слухами, которые ходили относительно покойного Государя.

— Это положительно неправда, — сказал дипломат. — Этого не было и не могло быть. — И он начал доказывать, почему не могло быть.

— А правда ли? — спросил его какой-то худенький невзрачный господин, сидевший vis-a-vis нас. — Правда ли, что Государь нарочно был в Лондоне перед началом войны, чтобы разъяснить там всю нашу политику?

— Помилуйте — да кто же этого не знает? Ведь это было уже шесть лет тому назад.

— А перед началом войны, — продолжал тот же господин, — он лично уговаривал Короля Пруссии вступить в союз с нами?

— Ну да! Ну да! Это действительно было. Он тогда энергично хлопотал об этом деле, «двигал небо и землю», как тогда говорили, целых два часа он толковал Мантейфелю и доказывал ему выгоду союза…

— Что же Мантейфель?

Дипломат пожал плечами.

— Не убедишь! — Voila la dureté des allemands![31]

— Да! Для нас был очень важен союз Пруссии и Австрии, — пояснил какой-то седой господин с бриллиантовым орденом льва и солнца на шее и большими усами. — Но Австрия виляла хвостом и ссылалась на Пруссию, — а Пруссия не убеждалась…

— Прибавьте ко всему этому, что обе продавали нас, — прибавил почти шепотом дипломат.

— Неужели?! — удивились все.

— Пруссия заискивала у Англии — ей нужно было знать, что Англия сделает. Король постоянно писал к Альберту…

— Да у Англии не было никаких поводов воевать с нами, это все «племянничек» смастерил… да вот эти господа! — вдруг басом вмешался какой-то черный господин с военными усами и баками. И он при этом кивнул на дипломата…

— Как так!.. В чем вы нас обвиняете?! — обиделся дипломат.

— Да в том, что вы всегда и везде ближайшая и конечная причина войны… Разве мы не знаем, как распоряжался ваш брат дипломат барон Брунов в Лондоне. — Союз уже давно заключен, а он в полной надежде сидит и твердо уверен, что никакой войны не будет. — И когда ему уже вручили приказ британскому адмиралу войти в Черное море — только тогда он всполохнулся и затребовал объяснения. И тут же его надули как дурака… Он получил объяснение, когда флот уже был в Черном море. Этакого болвана поискать днем с огнем. — Брадобрей! Ему только цирульником быть.

— Почему же? — спросил сосед его.

— Помилуйте! Ведь он нашему протоиерею в Лондоне велел обрить бороду. «Как же, — говорит, — здесь неприлично с бородой ходить!»

— Ха! ха! ха! — захохотали соседи, но тотчас же кто-то громко зашикал, и все замолкли.

III

К концу обеда у всех вдруг прибыло храбрости и развязности. Все говорили взапуски. Кто-то предложил даже спросить шампанского. Но все нашли, что это нейдет. Того печально-смутного настроения, какое было в начала обеда, как будто вовсе не бывало. Все были веселы, разговорчивы, шутливы. После обеда князь В. уселся на диван и аппетитно похрапывал.

Я один остался с моим грустным настроением и с удивлением заметил, что я действительно остался один. Все разбились на кружки. Большая часть разбрелась по игорным залам и засела в вист и преферанс. Другие уселись вокруг столиков и пили шамбертень и ликеры. Везде был смех и оживленный разговор. Мое намерение вербовать здесь охотников в наш кружок улетело как дым.

«Вот, — думал я, — русское общество — все тут, все на виду! Умер Царь России, в которого все они верили, которым дорожили, о котором даже плакали часа полтора или два тому назад — а теперь!.. Пьют, шумят, балагурят… играют в карты!» И мне припомнилось то, что говорила моя Фима Пьеру Серьчукову: «Россию губят два врага: карты и водка».

«Где-то они теперь?!» — подумал я…

Еще несколько дней я пробыл в Петербурге, но ничего не мог сделать для нашего проекта. Все