Собственность нефтяного магната - Виктория Вестич

- Громче! – пощечина.

- Нет матери!

- Молодец какая, умница девка, - издевательски хвалит охранник и с размаха всаживает ботинок мне под дых.

Он больше не держит за волосы, и я валюсь на землю. Перед глазами плывут круги, темнеет, я силюсь сделать вдох, скребясь бессильно ногтями о землю, словно это вообще может как-то помочь. Еще один удар прилетает в бедро, а я даже запищать от боли не могу, потому что воздух не проходит в глотку.

- Да брось, хватит с нее, - звучит откуда-то сверху сквозь пелену мужской голос, после которого в последний раз мне прилетает еще раз ботинок в живот.

- Тебе еще повезло, дрянь. В следующий раз будешь валяться здесь с парой дырок от ножа в животе, - сплевывает под ноги амбал, - И не вздумай идти на телевидение или к журналистам, иначе прямо тут и прикопаем. Уяснила?

Они уходят к машине и спустя несколько мгновений я слышу звук мотора, который с каждой секундой становится все дальше. Сворачиваюсь клубочком, подвывая от боли и жадно пытаясь глотнуть больше кислорода. Звуков больше нет, лишь бешеная пульсация в ушах. Все вокруг словно подернуто дымкой. Переворачиваюсь на спину и в голове гудит. Мир вращается передо мной, как в калейдоскопе, и я зажмуриваюсь, но меня продолжает качать, словно на карусели, от чего невыносимо мутит. Спустя минуту такой встряски организм не выдерживает: я едва успеваю приподняться на руке, как меня невыносимо рвет на землю. Дрожащей рукой вытираю рот и отползаю в сторону.

«В следующий раз будешь лежать здесь с парой дырок от ножа в животе» - эти слова эхом отдаются в ушах вместе с бешеной пульсацией сердца. Мой ребенок остался там, в руках того ублюдка. От бессильной ярости слезы катятся по щекам, оставляя потеки туши, и я несколько раз ударяю кулаком по земле.

- Ненавижу! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!

Утыкаюсь лбом в ладонь, не в силах подавить рвущиеся наружу рыдания. Лишь спустя пять минут, сцепив зубы, поднимаюсь на дрожащие ноги и вытираю тыльной стороной ладони кровь с разбитых губ. Мать ребенка за свое дитя способна на все, и до последнего будет биться, даже если силы не равны. Шахов не считает меня угрозой, для него я всего лишь слабая женщина, которую можно избить и запугать до смерти. Тем лучше для меня. Я уничтожу их всех за своего малыша.

Уничтожу и верну своего ребенка любой ценой.

Собрав оставшиеся силы в кулак, я бреду куда-то с пустыря, пока не выхожу на людную улицу обычного пригорода. Почти сразу натыкаюсь взглядом на женщину, проходящую мимо, и останавливаю ее с просьбой одолжить телефон позвонить.

- Вас избили? Может вызвать скорую или полицию? – предлагает она, не спеша доставать сотовый, только оглядывается вокруг подозрительно.

- Я… - слезы накатывают снова, но я мотаю головой отрицательно. Уже знаю прекрасно, что никто мне не поможет. Дрожащей рукой вытаскиваю из кармана последнюю бумажную купюру и протягиваю ей.

- Вот, возьмите. Мне всего один звонок сделать, правда, клянусь вам, я сразу же верну, я не собираюсь красть.

Женщина хмурится, молчит и когда я уже думаю, что откажет, все-таки кивает и достает из сумки телефон.

- Только не уходите далеко. Купюру уберите, я не возьму.

- Спасибо, спасибо большое! – горячо благодарю я и, когда получаю сотовый в руки, тут же по быстро набираю цифры по памяти. Номер Смирнова я выучила наизусть, прежде чем выбросить его визитку. Как видно, не зря.

Несколько гудков в трубке, после чего Эрнест поднимает ее.

- Смирнов у аппарата.

- Эрнест Федорович, это… Алиса Веденеева. Мы… встречались с вами, помните?

Он хмыкает в трубку. Конечно, он помнит, потому что удивление его звучит фальшиво:

- Алиса? Ты же вроде отказалась сотрудничать со мной. Или уже передумала?

В голосе Эрнеста слышится неприкрытая насмешка и мне приходится крепче вцепиться в трубку. Я почти скриплю зубами. Эта сволочь знает. Он знает все, от начала и до конца – я уверена. Но все равно не упускает возможности напомнить, в каком я положении.

- Передумала, - говорю сухо в трубку, - Я подпишу все, что скажете. Только верните мне ребенка.

- Хорошая девочка. У нас будет плодотворное сотрудничество, обещаю тебе, - усмехается Эрнест.

- Не сомневаюсь, - отвечаю сквозь зубы.

Я называю адрес, кладу трубку и возвращаю телефон сердобольной женщине. Она вручает мне влажные салфетки, несколько раз спрашивает, точно ли мне не требуется помощь и не нужно ли вызвать полицию, и лишь после этого уходит. Я благодарна ей больше, чем кому бы то ни было, не только за то, что звонок дала сделать, но и за эти вот простые вопросы, за хотя бы малейшее участие, что ей не совсем все равно.

Сажусь на лавочку возле подъезда и, выдохнув, опускаю ниже голову. Шахов не оставил мне выбора. Не пожалел меня, и я его тоже жалеть не стану. Я готова на все, чтобы вернуть своего малыша. Готова – и сделаю.

Машина приезжает за мной буквально через полчаса, прямо к назначенному месту. По меркам Москвы – очень быстро, но я уже ничему не удивляюсь. Вполне может быть и так, что Эрнест просто выжидал, когда я ему позвоню, вот и был наготове. Помимо водителя в салоне больше никого нет – оно и понятно, зачем меня охранять, если убегать мне буквально некуда?

Судя по тому, что дорога до особняка Эрнеста занимает не меньше часа с лишним, меня действительно поджидали. Но я, конечно, ничего не говорю. На внутреннее убранство дома Смирнова не обращаю никакого внимания, хотя тут каждый сантиметр дома кричит о непозволительном богатстве его хозяина: тут тебе и лепнины, и картины в половину стены, и позолоченная отделка, и огромная люстра под потолком размером точно больше моей комнаты в квартире у бабушки. Но на все это плевать. Я тут не за этим.

Меня провожают прямо в кабинет к Смирнову. Распахивают дверь, и я без раздумий захожу внутрь. Все в этом доме одинаковые, такие же, как у Шахова – вежливо-равнодушные. Дверь тебе придержат, по дому помогут, а потом ботинком под дых всадят, если скажут. Мне происходящее лицемерие так осточертело, что я для себя твердо решаю – как только верну сына, как можно скорее вернусь к обычной жизни. К черту это все.

- Выглядишь паршиво, - вместо приветствия хмыкает Эрнест и жестом приглашает меня сесть в кресло.

- И вам добрый день, Эрнест Федорыч, - говорю старику и неосознанно морщусь, когда присаживаюсь, потому что живот после ударов слишком болит. Это не укрывается от внимательного Смирнова, который, кажется, вообще с меня взгляда не сводит, едва я порог переступила. Как коршун наблюдает хищно, словно вот-вот вцепится.

- Я приглашу врача, он тебя осмотрит. Ты ведь совсем недавно после родов.

Мне хочется послать его, очень сильно и очень далеко, но пока что Смирнов единственный, кто способен мне помочь, да и пренебрегать здоровьем точно не стоит. Тот урод бил, не жалея, стоит действительно показаться врачу.