Собственность нефтяного магната - Виктория Вестич

Все вдруг стало таким неважным, по сравнению с крохой в моем животе. Это ощущение какой-то большой тайны, сокровенной и очень-очень важной, когда ты шагаешь среди людей, а он внезапно пинается в твоем животе. А ты останавливаешься, как вкопанная, кладешь ладонь осторожно на него и, закрыв глаза, прислушиваешься к ощущениям, невольно улыбаясь. Эта огромная, безграничная, всепоглощающая любовь к маленькому человечку, которого еще даже нет на свете… ее не описать словами.

И огромная боль, что твою любовь растопчут, что отнимут единственный смысл жизни, потому что, если быть честным, уже не нужны никакие деньги и дипломы, если моего сына не будет рядом. УЗИ показало, что будет мальчик. Бабушке, я, конечно же, не сказала…

Роды были мучительными, мне казалось, что абсолютно все силы буквально высосали из меня, настолько, что я не могу и пальцем пошевелить. Ровно до момента, пока не послышался крик ребенка.

На губах сама собой появляется улыбка, но одновременно с ней слезы катятся по щекам. И вместе с чувством любви, которое затапливает с головой, и нечеловеческого счастья, чувствуется прилив сил.

- Пожалуйста… дайте мне его, - умоляю, протягивая руки.

Мне кажется, что мое сердце разорвется сейчас, так много всего его переполняет. Еще ни к кому и никогда я не испытывала настолько больших чувств, как к моему сыночку, к этой крохе на своих руках. Я плачу, целую его, такого маленького, осторожно прижимая к себе, и ничего больше не важно, ничего нет дороже моего малыша.

Это был первый и последний раз, когда я видела своего сына. Больше мне не приносили его в палату, даже на кормление. Сидеть на постели в окружении таких же, как я, девушек, которые кормят грудью и разговаривают со своими детьми – это как тебе всаживают под сердце нож, а потом раз за разом проворачивают его под ребрами. И тебе приходится сцеплять зубы, отворачиваться, делать вид, что ты не слышишь, лишь бы не завыть. Потому что невыносимо.

На мои вопросы никто не отвечает из персонала и, едва я становлюсь способной хоть немного передвигаться, немедленно направляюсь, придерживаясь за стены, к посту, за которым сидит медсестра.

- Где мой сын? Мне не приносят его уже второй день. Что с ним? – пытаюсь, чтобы мой голос звучал твердо и с вызовом, но в конце он все равно срывается.

Девушка поднимает на меня голову, окидывает взглядом, и качает головой:

- Вам нужно поговорить со своим врачом, возможно, ваш ребенок под особым присмотром. Его не могут просто так не приносить. Фамилия?

- Моя? – уточняю растерянно.

- Да, мамочка, ваша, ваша, - терпеливо улыбается она.

- Веденеева.

Медсестра вбивает мои данные в компьютер, хмурится, прокручивая страницу.

- У нас нет таких пациенток и детей с такой фамилией тоже нет, - растерянно говорит она, - Может быть вас уже выписали?

Ее вопрос вгоняет меня в ступор на несколько секунд, но затем я беру себя в руки.

- Не может быть. Мне никто ничего не сказал. Подождите! – осеняет меня, - Шахов! Да, точно, Шахов! Посмотрите, пожалуйста, ребенка по этой фамилии.

На меня сходит такое облегчение, что приходится уцепиться пальцами за ресепшн, лишь бы не осесть на пол. Ну конечно! Очевидно, что Рустам просто записал малыша на свою фамилию!

Но облегчение очень быстро сменяется разочарованием, когда я слышу ответ медсестры:

- Нет, тоже нет. Как вы назвали своего сына? – поднимает она голову ко мне, - можем поискать по имени и отчеству.

- Я… не успела… точнее, я знаю, как бы хотела его назвать, но… у меня никто ничего не спросил. Я только после родов его видела и все… - бормочу с отчаяньем, чувствуя, как подкатывают слезы.

Они застывают в горле комком, так и не покатившись из глаз, потому что до меня доходит смысл сказанных недавно слов.

- Подождите… - говорю сдавленно, - то есть как у вас нет пациентки с фамилией Веденеева?

Медсестра окидывает меня подозрительным взглядом.

- В записях нигде нет. Вы уверены, что это ваша фамилия? Где ваши документы?

- Не… не знаю… я… они, наверное, в палате, в моих вещах, - оглянувшись на свою палату, растерянно произношу я. Мне было абсолютно не до проверки документов и уж точно прямо сейчас я не могла сказать, где именно находятся какие-то мои вещи…

Все, что происходит потом, похоже на какую-то сюрреалистичную комедию, потому что абсолютно никаких записей в базе данных ни обо мне, ни о моем ребенке не находится. Ровно как и никакой одежды, документов и прочего. А когда я закатываю настоящий скандал, персонал просто вызывает сотрудников полиции, ведь даже те девушки, что лежали со мной в одной палате, оказалось, видели лишь то, что меня привезли на каталке – и всё.

Через два часа абсолютно вымотанная после истерики я сижу в уголке приемной полиции, опустив голову. В больничной одежде, только халат поверх накинут, которым поделилась со мной сердобольная женщина, лежавшая рядом в палате эти пару дней. В нескольких метрах от меня за столом сидит мужчина в обычной гражданской одежде, а его коллега в форме стоит рядом, склонившись над компьютером и опираясь рукой о стол.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Вроде на бомжиху не похожа… - вполголоса говорит он.

- Да кто их поймет сейчас. Ты же знаешь таких, может наркоманка или еще что… - бурчит первый и повышает голос, - Как, говорите, ваши фамилия-имя-отчество?

- Веденеева Алиса Дмитриевна, - отвечаю безэмоционально.

За все это время я уже устала бесконечно повторять одну и ту же информацию.

- И вы утверждаете, что родили ребенка?

- Родила. А Шахов Рустам Вячеславович – отец этого самого ребенка! И я уверена, что это он все подстроил! Он хотел его забрать с самого начала моей беременности, - подскочив с места, я бросаюсь к столу в попытке хоть сейчас достучаться до них.

- Тише, тише, - выставив вперед руку с опаской тянет сотрудник полиции, разгибаясь.

- Да вы послушайте! Он угрожал его забрать и сделал это. Он не хочет даже давать с ним видеться, просто вышвырнул меня и подстроил все так, будто ничего и не было! Вы понимаете? Понимаете?? Шахов на все способен, у него куча денег и связей, он…