Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. - Теофил Лапинский

вы знаете, быть не может; мы не можем опозорить на вечные времена нашу фамилию и наше племя; наше оружие берут только с наших трупов, но не тогда, когда мы живы. Мы знаем хорошо, что великий Тха нас отдал в ваши руки и что вы нас всех можете убить; вас более тысячи против нашей кучки, и я вижу, как все еще приходят новые воины. Но какая польза вам, если вы убьете нас? И из вас ведь, конечно, также умрут люди, и племя Вайа будет мстить за нашу смерть. Отпустите поэтому нас лучше с миром и поставьте ваши условия для выкупа. Я, правда, не богат, но мое племя мне поможет, и как заложника я оставлю вам моего младшего мальчика».

Эти двое ушли, но спустя немного пришли опять и переводчик сказал: «Напрасно, Бор-ок, ты защищаешься, русские не могут согласиться на твое желание. Ты слишком зло хозяйничал в Черноморье, старый волк, чтобы тебя теперь опять отпустить, когда тебя держат крепко. Будь благоразумен и сдайся, иначе ты будешь поджарен, как дикая свинья». Эта язвительная угроза едва вырвалась из уст переводчика, как пуля старика раздробила ему правое бедро. «Проклятие тебе, скверная собачонка, изменник, – закричал он, – язык которого оскорбил седую бороду твоего соотечественника. Я мог бы тебя убить, но ты не достоин смерти; живи, но теперь ты не сможешь зарабатывать эти гнусные деньги». Офицер поспешно убежал, черкес уполз на четвереньках так скоро, как он мог, стеная и обливаясь кровью.

Вновь был открыт сильный огонь против сарая; адыги отвечали редкими, но хорошо направленными выстрелами, но так как град пуль сыпался на сарай и тонкая стена уже не вполне защищала запертых, то через час трое из банды были убиты и семеро ранены; между последними также и старый отец, который от отчаяния рвал волосы из своей бороды, не столько огорченный своим близким концом, как гибелью своей фамилии, которую он сам привел. «Отец, – сказал неожиданно старший сын по имени Цекери, один из трех, которые еще не были ранены, – я вижу спасение». – «Говори», – сказал старик. «Отец, ты должен быть свободен, тогда мы все спасены. В таком состоянии, как мы находимся, мы не можем сдаться, иначе мы будем покрыты позором, что мы, десять человек, имеющих в запасе около сотни выстрелов, позволили связать себе на спине руки; никто не захочет нас выкупить, потому что все будут думать, что мы покинули тебя и что мы, но не ты, захотели сдать оружие; старого Борока знают, позор падет не на него, а на нас; но мы все можем остаться заложниками, только ты возвращайся; ты найдешь деньги для выкупа у племени и народа, адыгский народ знает старого Борока; это не твоя вина – это несчастье; так хотел Тха». Старик задумчиво покачал головой. «Я не думаю, – сказал он, – чтобы русские меня выпустили, мне они особенно мстят, а теперь, когда я выстрелил в изменника, они не захотят больше с нами разговаривать». – «Я пойду к ним и буду говорить, я понимаю немного по-русски». – «Ты? Прежде чем ты произнесешь одно слово, они убьют тебя». – «Это может быть, но если я не пойду, то они все равно меня застрелят». – «Тогда иди, мой мальчик, и да поможет тебе великий Тха!»

Старик прекратил совсем стрельбу. С русской стороны продолжали беспрерывно стрелять, потом слабее, наконец, когда увидели, что абазы совсем не отвечают на огонь, стали падать только изредка тут и там пули. Тогда Цекери закричал по-русски через замочную скважину, чтобы кто-нибудь подошел, так как он хочет говорить. Ему ответили, чтобы он вышел сам, потому что им не верят. Цекери вышел из сарая с ружьем через плечо и подошел к забору хутора. Он просил, чтобы позволили уйти отцу с младшим сыном, чтобы он мог собрать деньги для выкупа; как только отец будет в безопасности на другом берегу Кубани, а сын возвратится и принесет им это известие, они все сдадут оружие; если же нет, то они все решили умереть.

Старый русский офицер, которому, как казалось, все другие повинуются, согласился с этим предложением. Цекери возвратился к сараю и вызвал отца. Этот и еще один из не раненых, вложили свои ружья в чехлы и подошли к воротам. Они были на расстоянии меньше, чем 20 шагов от ворот, как сверкнули около 30 выстрелов из-за забора двора. Оба упали, молодой вскочил и старался оттащить отца в сарай. Старик был мертв. Быстро и яростно, как дикие кошки, выскочили восемь остальных из сарая, забыв о своих ранах. Толпа казаков бросилась из ворот хутора. Началась неистовая борьба из-за трупа. Пять адыгов утащили старика в сарай, четыре остались мертвыми на месте. Несмотря на большое количество, русские, чтобы не жертвовать бесполезно людьми, ушли опять за здания и ограду хутора. Пули начали снова сыпаться градом на стены сарая. Адыги прикрывались внутри трупами своих братьев. Последние пять воинов были все ранены, один каждую минуту терял сознание, однако зарядил еще несколько раз свое ружье и выстрелил.

Наступило уже почти обеденное время. Около 40 часов не было ни капли воды на губах грабителей; сильная жажда была еще мучительнее от усталости и потери крови, но горячее желание отомстить за свою кровь смертью хотя бы нескольких врагов поддерживало их слабеющую энергию. Оставшиеся в живых подняли над трупом своего отца обычный в их стране траурный вопль, который русские слушали с удивлением и ужасом.

Огонь наконец со стороны русских совсем прекратился. Абазы не понимали, что это должно означать, как вдруг были оглушены двойным ужасным взрывом, от которого содрогнулась земля и почти опрокинулся сарай. Когда они пришли в себя, то половина стены сарая была взорвана и только Цекери и его младший сын, мальчик лет 17, были еще живы. Русские, чтобы окончить борьбу скорее и без дальнейших потерь с их стороны, доставили из ближайшей станицы два орудия и открыли пальбу по сараю. Цекери и его сын перебросились последним долгим взглядом; с пистолетом в левой и шашкой в правой руке бросились они с воплем в открытые ворота хутора, где стояли пушки. Град пуль встретил их. Цекери упал, едва сделав несколько шагов. Его сын умер у русских пушек. В теле Цекери еще теплилась жизнь. Стараниями русских врачей удалось почти вполне его вылечить. Его привезли в Екатеринодар, и при содействии абаза, находящегося на службе у русских, ему удалось бежать. Он принес известие о борьбе и смерти Борока и его фамилии в