Пурпурные реки - Жан-Кристоф Гранже

– Это все?

– Пока все. Тебе слово. Я слушаю.

– Комиссар, я иду от противного.

– То есть?

– Чем меньше я нахожу, тем яснее вижу, что взял верный след. Под этими ночными взломами скрывается гораздо более серьезное дело.

– Какого рода?

– Не знаю. Дело, касающееся одного ребенка. Его похищения или убийства. Пока ничего не могу сказать. Я еще позвоню.

И Карим повесил трубку, не дав комиссару времени ответить.

В окрестностях Сета он пересек какую-то приморскую деревушку. Здесь воды Лионского залива проникали в глубь суши, образуя бескрайние, заросшие тростником болота. Полицейский притормозил, разглядывая этот странный порт, где не было видно ни одного суденышка – одни только темные рыбачьи сети висели на кольях между домами с плотно закрытыми ставнями.

Кругом царила мертвая тишь.

Карим приближался к цели своей поездки: дорожные знаки указывали путь к монастырю.

Заходящее солнце высвечивало на поверхности болот соляные наносы, блестевшие в мутной зеленой ряске, как начищенное серебро. Через пять километров новый указатель направил сыщика к повороту на узкую асфальтовую дорогу, извивавшуюся среди зарослей тростника и осоки.

Наконец Карим завидел вдали монастырь и удивленно воззрился на две монументальные церкви, которые высились над темными, заросшими чертополохом дюнами. Одну из них венчали стройные башни с нарядными куполами, походившими на гигантские кремовые пирожные. Вторая, более массивная, заканчивалась круглым приземистым донжоном с плоской кровлей. Эти величественные базилики здесь, у самого морского берега, напоминали полузатонувшие корабли. Молодой араб никак не мог уразуметь, кому понадобилось возводить их в этих безлюдных унылых местах.

Приблизившись, он обнаружил между двумя храмами длинное одноэтажное строение с чередой узеньких окошечек по фасаду. Вероятно, оно-то и было собственно монастырем, смиренно, как бедный родственник, притулившимся к своим роскошным соседкам.

Карим поставил машину, думая о том, что никогда еще ему не доводилось вступать в контакт с религией так часто и напрямую, как за один сегодняшний день. Эта мысль напомнила ему об одном любопытном рассуждении, услышанном в полицейской школе Канн-Эклюза, где бывалые инспектора полиции иногда делились опытом с новичками. Один из них произвел на Карима незабываемое впечатление. Высокий тип со стрижкой ежиком, носивший маленькие очочки в железной оправе. Он сказал, что преступление всегда оставляет следы в подсознании свидетелей и близких жертвы, отражается в них, как в зеркалах, нужно только суметь найти убийцу в уголке такого зеркального лабиринта.

Инспектор рассуждал как ненормальный, но тем не менее покорил свою аудиторию, зачарованно внимавшую каждому его слову. Еще он говорил об атомном строении происшествий, о том, что нужно собирать и запоминать все без исключения детали и мелочи, даже самые незначительные. Преступление – это как бы ядро атома, а его обстоятельства – электроны, вращающиеся вокруг него и отражающие скрытую от глаз суть дела. Карим улыбнулся. Тот умник в железных очках был прав. Все его утверждения, одно к одному, годились для данного расследования. Теперь вот и религия стала одним из таких «электронов». Может, в ней-то и скрыта разгадка тайны, за которой Карим гоняется с самого утра?

Он подошел к низкому каменному порталу и позвонил. Спустя несколько секунд дверь приоткрыли, и в темном проеме засветилась улыбка – радушная, несовременная улыбка в черно-белом обрамлении монашеского покрывала. Не успел Карим открыть рот, как монахиня отступила со словами: «Входите, сын мой!»

Сыщик шагнул в темную переднюю. Она была почти пуста – в полумраке смутно виднелся только крест на белой стене, а под ним картина в мрачных тонах. Справа взгляду открывался длинный коридор с открытыми дверями, откуда падал скудный серый свет. В проеме ближайшего помещения Абдуф увидел ряды полированных деревянных стульев и светлый линолеум на полу – строгое убранство молитвенного зала.

– Идите за мной, – сказала монахиня. – Мы сейчас ужинаем.

– Так рано? – удивился Карим.

Сестра подавила смешок, звонкий, как у молодой девушки.

– Разве вам не известен образ жизни кармелиток? Ежедневно в семь часов вечера мы снова идем на молитву.

Карим вошел в трапезную следом за своей провожатой; их фигуры отражались в блестящем линолеуме, как в озерной воде. В большом ярко освещенном зале сидели, ужиная и беседуя, десятка три монахинь. Их лица и покрывала казались вырезанными из картона и жесткими, как облатки. Несколько сестер взглянули на полицейского, кое-кто улыбнулся, но разговор не прервался ни на миг. Карим услышал французскую, английскую и какую-то из славянских, вроде бы польскую, речь. Сестра усадила его в конце стола, перед глубокой тарелкой с густым коричневатым супом.

– Ешьте, сын мой. Такой молодой человек, как вы, всегда голоден...

Опять это елейное «сын мой»!.. Но Кариму не хотелось обижать монахиню. Он посмотрел в тарелку и вдруг вспомнил, что не ел со вчерашнего дня. В несколько секунд он расправился с супом, заедая его кусками хлеба с сыром. Еда была вкусной, душистой – так пахнут только домашние блюда, приготовленные умелой хозяйкой из всего, что есть под рукой. Карим налил себе воды из металлического кувшинчика и поднял глаза: монахиня разглядывала его, перешептываясь со своими товарками. Она сказала:

– Мы обсуждали вашу прическу. Как у вас получаются такие косы?

– Да сами собой. Курчавые волосы, если их не стричь, легко переплетаются. На Ямайке их называют dreadlocks. Тамошние мужчины никогда не бреют бороды и не стригут волос – религия не дозволяет, как у раввинов. Когда эти dreadlocks вырастают до нужной длины, их намазывают глиной, чтобы сделать тяжелее, и...

Карим вдруг замолчал: он вспомнил о цели своего приезда и собрался было объясниться, но сестра его опередила:

– Что привело вас к нам, сын мой? И почему вы носите под курткой пистолет?

– Я из полиции. Мне нужно увидеть сестру Андре. Непременно.

Монашки не прекращали беседы, но лейтенант понял, что они слышат каждое его слово. Женщина ответила:

– Сейчас мы ее вызовем. – Она сделала знак одной из своих соседок и снова обратилась к Кариму: – Пойдемте со мной.

Сыщик встал и слегка поклонился сидевшим за столом, в знак прощания и благодарности. Настоящий бандит с большой дороги, приветствующий тех, кто оказал ему гостеприимство. Он шел следом за монахиней по блестевшему чистотой коридору. Внезапно женщина обернулась к нему с вопросом:

– Вас ведь предупредили?

– О чем?

– Вы можете поговорить с сестрой Андре, но не сможете ее увидеть. Вы будете слушать ее, но только издали.

Карим растерянно глядел на вздымавшиеся края черного монашеского покрывала; чем-то оно напоминало ему сумрачные церковные своды.