Тенепад - Мария Введенская

– А больше ничего нет. – растеряно сказал Олден.

– Ладно, девочки… я вас ненадолго оставлю. – сообщил Джеймс. – А вы тут не останавливайтесь. Продолжайте петь колыбельную для нашей сатанинской подруги.

С этим он встал и направился к коридору, ведущему в спальню ведьмы. Проводив его раздраженным взглядом, Адель вернула записку Олдену и сжала его руку.

– Ты должен знать, что продолжение было. Никогда в этом не сомневайся. Если смерть это то, что происходит здесь, то она лишена всякой надежды. И да, возможно, те редкие годы счастья, а у кого-то и вовсе моменты – и есть то самое, чего мы все так жаждем и ищем. Может, в этом и есть суть реинкарнации, если таковая имеется? Ее трагедия… возвращаться на землю за парой лет, месяцев, дней, а может даже минут.

– У тебя было такое время? – спросил Олден, бережно складывая обрывок, чтобы убрать во внутренний карман пиджака.

– Да. – улыбнулась та. – Целый месяц, который я провела в твоем доме.

– Спасибо. – Олден улыбнулся в ответ, и его лицо прояснилось на несколько мгновений. Стало, как прежде. – Ладно, надо о грустном, а то ведьма проснется. Может, хочешь спросить про все эти скамейки?

– Люди, в смерти которых ты виновен… их много. – заметила Адель, кивая. – Но ты ведь не серийный убийца?

– Не знаю. Может и да. – пожал плечами Олден. – Одно могу сказать – я не знал, сколько народу погибло по моей вине. О таких вещах никогда не задумываешься, пока не увидишь надгробные плиты. Вот так живешь и не знаешь, какой груз волочит твоя душа. Как я уже сказал, я сменил имя и сбежал в другую страну. Я играл другого человека – так гораздо проще достичь цели. Поэтому если хочешь добиться всего и побыстрее, запишись на актерские курсы. Лучше упражнений не придумаешь. Я очень легко добился власти. Владение чужими секретами наделило меня ей и средствами в считанное время. Это очень просто, главное быть тенью и не чувствовать ничего и ни к кому. Я смог это сделать. Меня не знали даже те, кто работал на меня. Почти все…. – Олден опустил голову.

– Последняя скамейка? – предположила Адель.

Тот кивнул и пристально посмотрел на нее, ища всё того же осуждения, может быть, даже страха, но ее лицо не выражало ничего, кроме сожаления.

– Я сделал то же самое, что и Харрис.

– Только Харрис упертый болван. – фыркнула Адель. – Обидчивый, как девчонка, и жестокий. А ты…

– А я убийца. – перебил Олден.

– О, хватит! – отмахнулась та. – Я вот слушала всё это, и мне знаешь, что пришло на ум? Есть легендарная японская история – о сорока семи ронинах. Слышал?

– Нет.

– Их господина казнили за нападение на чиновника, который оскорблял и издевался над ним. Может, обычная провокация, кто знает – просто неугодный человек с горячей кровью в жилах. И ронины со всей своей японской самоотверженностью дали клятву отомстить за господина, но чтобы не быть слишком уж ожидаемыми, они отложили свою месть на год, как и ты, и разбрелись кто куда, всячески распространяя слухи о своей дальнейшей несостоятельности. На самом же деле они готовились и ровно через год свершили свою месть – отсекли голову обидчику и отвезли на могилу хозяина. За это их приговорили к казни через ритуальное самоубийство, что они и сделали. Все сорок семь.

– Сэппуку[9]?

– О, да ты знаток! Хотя ты ведь должен оправдывать своё прозвище. – чуть улыбнулась Адель. – Так к чему я это?.. Думаешь, у них семей не было? Или все они горели одинаковой одержимостью? Долг есть долг. Неважно перед кем, по кодексу или по дружбе. Так ты решил, Олден. Ты бы поступил иначе сейчас?

– Не мучай меня…. – тот посмотрел на Адель усталыми опрокинутыми глазами. – Я постоянно думаю об этом. И еще – мог бы я отомстить так, чтобы никто не пострадал?

– То есть ты бы поступил так же. – подытожила Адель. – И я тебя не мучаю, я пытаюсь помочь. У тебя было два пути – мстить или нет. Ты выбрал первое. И сейчас выбрал бы первое, что и задает тон всей твоей жизни с вытекающими из этого последствиями. Мог бы ты сбежать из родного города, чтобы стать заурядным клерком? Комплекс вины позволил бы? Если всю свою жизнь ты положил на вечную месть таким, как те, что расправились с твоей семьей? Ты что Иисус? Нет. На то он был и остается одним единственным и неповторимым. Мог бы ты не сбегать из родного города вовсе, изредка сталкиваясь с убийцами своей семьи в супермаркете? Снова нет.

– Эй! Христос и Магдалена, нам бы валить отсюда…. – из затхлой тьмы коридора вынырнул Джеймс и победоносно продемонстрировал засаленный ключ на разорванном шнурке. – И чтоб ни одной положительной мысли, а то я там такого страху натерпелся!

И он говорил правду. Бледный, какой-то весь взмокший, глаза размером с тазы – он снова скрылся в коридоре, поманив остальных в спальню бессонничной ведьмы. Его колени скрипели, поджилки тряслись, казалось, ноги отнимаются, и совсем скоро он неуклюже повалится на пол, чем разбудит ее. О нет, Господи, только не это. Джеймс держался молодцом, не показывая виду, хотя за те пять минут, что провел в этой комнате, склонившись над монстром, над дьявольским отродьем, надкусывая шнурок так, чтобы ни одна пылинка в этой заброшенной спальне не была потревожена, он едва не остался шизиком. Особенно, когда ведьма пошевелилась во сне, видимо, недовольная светом надежды, зародившимся в ее обители. Джеймс чуть не расплакался в тот момент, срочно оживив в памяти день, когда сидел в морге над телом Марни, чем несказанно успокоил ведьму. Ненавидел себя и мечтал о мести. Кому? Да хоть самой смерти…. Смерти, конечно, что внезапно оказалась не столь метафоричной.

Задушенная тревогой Адель увидела комнату всё в тех же мрачных старых зеленых обоях. Дряхлый шкаф, проетый короедами, в углу справа и такая же кровать с мерно сопящей ведьмой. Она была такой страшной, изощренно-пугающей, совсем как во сне. Такие снятся во время болезней, потому что здоровый мозг не способен породить столь ужасающее создание. Взгляд скользил по этому существу, хотя всё внутри противилось этому. Мучнистая сероватая кожа в буграх, огромные глазницы, прикрытые наполовину веками, сифилитически-проваленный нос и эти омерзительные толстые сегментированные губы, словно гусеницы. Всклокоченные волосы рассыпались по грязной наволочке, и казалось, что их не расчесывали несколько десятилетий. Такой же грязной, как засаленное темно-синее платье… как и всё вообще тут. Адель брезгливо отвернулась, столкнувшись с нетерпеливым взглядом Джеймса, который указывал куда-то вниз. Под помутневшим зеркалом в такой же тяжелой витиеватой раме, как и в предыдущей комнате, находилось нечто похожее на черную квадратную дверцу, на которой чем-то острым было нацарапано: «Выход». Адель разула глаза и развела руками, мол, а как? Дверца едва доходила в размерах до собачьего хода.

Джеймс галантно открыл её перед ней, присев на корточки, и лучезарно кивнул. Адель покачала головой, глянув на Олдена, но тот снова погрузился в свои мысли и отнюдь не радужные. Не сыскав поддержки, она опустилась на колени и заглянула внутрь. Ее глазам предстал ночной лес – дремучий корявый – но всё лучше, чем находиться здесь рядом с этим.