Тенепад - Мария Введенская

Табличка на следующей скамейке посвящалась Олденом, который никогда себя не простит, как значилось на ней, некоему Джеймсу Комину по прозвищу Борода 1962-19852.

Надписи на последующих трех табличках были идентичными вплоть до обозначенных лет жизни и предназначались Мартину Гранту, Гэйвену «Тюленю» Кларксу и Кейт Барлоу. У лавки с именем последней Лиланд остановился и, закрыв ладонью рот, заплакал…. Адель опустила голову не в силах на это смотреть. Она теперь не сомневалась, что та девушка с фото и есть Кейт. Выходит, она бросила его не в привычном смысле. Умерла. Словно в подтверждение, Олден вытащил свой бумажник и бережно положил на эту скамейку. Так что же выходит, он лгал по поводу своей прошлой жизни? Была ли вообще хоть какая-то правда в его словах? Конечно, сейчас это казалось неважным, глядя, как Олден, хромая, мечется от лавки к лавке и как безмолвно глотает слезы. С ума бы не сошел….

А меж тем терзавшие его душу надписи всё не кончались. Лавок насчитывалось так много, что вереница их казалась бесконечной, и ивы склонились, оплакивая давно ушедших. У очередной мемориальной скамейки Олден замер и даже как-то осел. Рука нырнула во внутренний карман пиджака и сжала там что-то. Адель даже подумала, что он сейчас лишиться чувств от всех этих душащих воспоминаний.

– Олден? – осторожно позвала Адель, когда они с Джеймсом приблизились.

Тот широкими от ужаса глазами посмотрел на нее, и тяжелое нехорошее чувство закралось в душу. Харрис тоже заметил перемену, но он был как-то готов, а вот Адель – нет. Совершенно безумный ненормальный взгляд подавлено уставился на нее, а ведь аллея еще не заканчивалась….

Словно оторвавшийся лист, Олден пошатнулся и отошел от этой скамейки, а потом поковылял, согнувшись, дальше. Он перестал метаться по ивовой аллее, просто хромал вперед, устремив свой взор в никуда. Адель глазами полными отчаяния посмотрела на Джеймса.

– Мы ничего не можем сделать. – глухо ответил тот.

Где-то впереди чуть правее притаился живописный пруд спокойный и гладкий, словно обработанный драгоценный камень, в окружении всё тех же плакучих ив похожих на юных дев, полощущих волосы. Преисполненный высокомерия и гордыни по глади воды курсировал черный лебедь, едва тревожа ее. Прекрасный и грациозный, одинокий, но слишком гордый, чтобы это признать.

Тропинка, по которой они шли, раздваивалась змеиным языком. Одна его часть уходила на холм, а другая спускалась в низину, чтобы окольцевать притаившийся прудик. Но даже если бы пришлось сойти с тропы, Олден бы всё равно пошел сюда, потому что место показалось ему до боли знакомым. Только там жили белые лебеди. Пара белых лебедей, если быть точным. Тот самый день неминуемо всплыл в памяти…. А вон и лавка, на которой они прощались с Джулианой. Теперь и на ней была мемориальная табличка…. Последняя.

Трость вывалилась из рук Олдена, и он, словно срубленный, повалился на скамейку.

Знал ли Олден до этого самого момента, что любил ее? Может, он слишком много думал о разнице между ними, что ничего другого просто не замечал? Хотя в этом ли дело? Нет…. почти всю свою жизнь Олден Макнелли считал себя пропащим уродом – больным и недостойным даже мизерной частицы счастья. Он устроил столько смертей, что ему легче было продолжать убивать, нежели кого-то любить. Знал ли Олден, скольких убил на самом деле? Он ведь даже не подходил к тем лавкам…. Шантаж, дискредитация, потеря имущества – не все могут это пережить. Далеко не все. А скольких он продал – должников, информаторов, просто стоящих у кого-то на пути. Они погибли, и вина Олдена во всём этом не последняя. Пока жил, он делал вид, что не имеет ни чувств, ни эмоций, а теперь доспехи развалились, оголив незащищенную душу. Джулиана Коваль – последняя его жертва и неважно как. Факт остается фактом. Виновен.

Адель опустилась на скамейку рядом с Олденом и накрыла его руку своей, боясь что-либо говорить. Тот блекло посмотрел на нее, и воспоминания больно резанули и без того израненную психику. Вот также они сидели тогда с Джулс.

– Это последняя… – сказала она. – С табличкой последняя.

Взгляд Олдена немного прояснился, словно призраки прошлого ненадолго оставили его.

– Знаешь, кто это?

Адель вопросительно кивнула.

– Люди, в смерти которых я виновен.

Он смотрел в упор, выискивая осуждение, но лицо Адель оставалось непоколебимым. Она только заметила:

– Много.

– Ты так спокойна. – хмыкнул Харрис, а потом поморщившись, посмотрел куда-то вдаль. – Там люди.

Адель проследила и, да, увидела группу людей на холме, куда уводила извилистая тропинка. Ивовая роща сменилась настилом сочной ухоженной травы. Ровнёхонько так, не придраться. Не мешкая, Джеймс широким уверенным шагом стал выбираться из низины.

– Олден, нам лучше не отставать.

– Откуда ты знаешь? – спросил тот внезапно, чем застал врасплох Адель.

Требовательный тон, сосредоточенный взгляд, словно время, проведённое здесь, стерлось из памяти, и скамейки с табличками в том числе. Эта перемена показалась не многим лучше безумия, скорее опасней.

– Я не знаю. – пробормотала та.

Олден подобрал свою трость и встал со скамейки, затем подошел к берегу и неуклюже присел на корточки. Черный одинокий лебедь, словно притянутый магнитом, тут же взял на него курс. Красивая птица. – подумала Адель и подошла поближе. Преисполненный неземной грации лебедь причалил к берегу и замер, дрейфуя на воде, почившей в своем спокойствии. Олден протянул руку и коснулся ладонью черной шеи лебедя. Они смотрели друг на друга безмятежно, не двигаясь, еле дыша. На секунду Адель показалось, что рука Олдена сейчас сожмется в кулак, переломив птичью шею, будто ветку. Она почти ждала этого, но тот, наконец, убрал руку и поднялся на ноги.

– Идем. – буднично сказал Олден и, обогнув Адель, стал подниматься на холм.

Она всё думала, как её-то угораздило попасть сюда? Вряд ли Адель могла похвастаться хотя бы одной такой мемориальной табличкой. Чем вообще она могла похвастаться, если подумать? А вот у Олдена скамеек было и вправду много…. Может, пятьдесят. Может, и больше. Он что террорист, что ли? По всей видимости, он и слова правды не сказал ей. Как же теперь к этому относиться? Нормально? Можно ли?

Взобравшись на холм, они увидели типичный американский дом в пригороде, в котором проходила шумная вечеринка. Кажется, пела Бейонсе, а под нее так сложно устоять. Ароматы барбекю разносились по всему двору, сводя с ума, и люди с наполненными бокалами обсуждали какие-то свои новости. Джеймс Харрис – полноправный гость этой тусовки – стоял, бесстрастно выслушивая какую-то черноволосую девушку в больничной робе с высоким хвостом и крупными кольцами в ушах.