Продолжение следует, или Воронежские страдания - Фридрих Незнанский

Фактически же информация Бори свелась к тому, что он вместе с приятелем Дуркой… Странное имя? А он — такой, объяснил Свиридов. Короче, они с этим Дуркой случайно услышали шум драки, потому что там громко матерились. А когда высунулись из-за гаража, то увидели силуэты четверых мужиков, которые «метелили» длинного, а потом завалили его и сразу разбежались. Или те услышали, как Дурка вскрикнул, и испугались, что свидетель появился. А Дурка, он ничего в жизни не смыслит, избили его однажды, вот он с тех пор даже вида драки не переносит: кричит, валится, пена — все симптомы приступа эпилепсии. Навалился на него Боря, чтоб не привлечь нечаянно внимания тех, замочат же, как два пальца… А когда осторожный Боря все-таки решился и подобрался поближе к лежащему человеку, то увидел, что тот был черный, ну то есть как негр. Почему решил, что негр? Так ведь одна рубашка на нем была белая и рукава белые торчали, а все остальное — черное. И лежал он, скорчившись, и дергался еще.

Боря, как человек бывалый, сразу сообразил, что трупака — а было понятно, что тот уже отходил, — менты обязательно повесят на него. Кто для них бомж? Да никто. Сами труп ограбят, а укажут на него. Вот он и сделал ноги. Побежал-то к сторожке, чтоб Никитычу сказать, в ту ночь он дежурил. Только сторожа на месте не оказалось, а дверь за собой он не закрыл. Вот Боря и воспользовался. Набрал «ноль-два», сказал про черного, а дальше-то смелости и не хватило. Но все равно, потом встретили капитана Егорова — они его уважительно Егорычем звали, — а тот мужик справедливый, лишнего не повесит. Он спросил, они и рассказали. То есть говорил-то Боря, а Дурка — тот кивал. Вот и все, как на духу. И по карманам того черного не шарили. Ну это стало бы и так известно…

Записал Петр показания, а Боря подтвердил собственным корявым автографом.

Из всего сказанного Антон сделал только один, полезный для себя вывод: он не ошибся в одном — нападавших оказалось действительно четверо. Вот и вся радость. Один — сидит, трое — на воле: Влад, Колун и Нос. Если клички связаны с портретным сходством, двое должны напоминать монстров, у одного из которых еще и синяк во всю правую сторону физиономии. Чем не особая примета?..

Турецкий думал о своем. Разговор с губернатором и его «приспешниками» свидетельствовал о том, что в их команде согласия нет. И как обоими силовиками руководит губернатор, одному богу известно. А может, это и есть тот самый, известный метод сдерживаний и противовесов? В смысле, разделяй и властвуй…

Но теракт в общежитии губернатор начальнику ГУВД не спустит, поэтому, возможно, и волноваться не стоит. И торопить события — тоже. Александр Борисович был уверен: слухи о том, что Бык дал показания следователю, уже наверняка достигли ушей тех, кому эта информация нужна как воздух. Но вся прелесть в том, что никто толком не знает, в чем признался задержанный. То есть неизвестен уровень его компетенции. Значит, начнутся зондирования, «случайные» вопросики, намеки всякие пойдут, а главный мент уже предупрежден, что его возможная игра уже разгадана, и вряд ли станет рисковать своим положением. Одно дело устраивать «патриотическую» фронду, а совсем другое — идти против губернатора в открытую. Хотя черт их тут всех знает! Во всяком случае, Александр Борисович попросил всех причастных к расследованию постараться, ради собственного же блага, держать языки за зубами и избегать нечаянных утечек. Не осложнять свои биографии. Сказано им было как бы в шутку, но тон оставался серьезным, а само предупреждение — недвусмысленным.

После этого он закрыл совещание, предложил всем отдохнуть, а сам взялся за мобильник, чтобы звонить Корженецкому.

Известие о том, что менты взяли Быка, Василий Савельевич Денягин получил от своего шефа, депутата областного собрания Мирона Сидоровича Перепутного. Тот возглавлял в местном законодательном органе комиссию — маленький аналог большого Комитета по безопасности Государственной думы. На своем уровне. А события, развернувшиеся в городе в последние дни, касались интересов его комиссии непосредственно. Ему и доложили. А он вызвал своего помощника.

Мирон, возглавлявший Главное управление внутренних дел еще при прежнем губернаторе, прекрасно разбирался в расстановке сил в губернии, знал, кто чем дышит, а чего не знал, про то ему докладывали помощники. И еще он со времени предыдущей службы в правоохранительных органах умел говорить таким ледяным тоном, что у его «собеседников», если их можно было назвать таковыми, стыли поджилки. Впрочем, все это испытал на себе Василий Савельевич в кабинете депутата.

Помощник, в принципе, считается самым доверенным лицом. Да? Как бы не так! Мирон Сидорович, даже не предложив Васе присесть, высказал многое, что он думает о нем, особенно в связи с работой московской следственной группы, о которой вынужден узнавать из чужих источников, фактически от посторонних, имея при этом собственную оперативную службу.

— Можешь объяснить, чем твои болваны занимались последнее время? — спокойно спрашивал Мирон, а у Денягина ледяные мурашки бегали по спине. — Представь подробный отчет о своих выплатах. Далее. Ты в курсе, что один из твоих козлов… то есть быков — в СИЗО? И мало того, что сидит, еще и дает показания?

— Ну, отчасти… но… — смутился Денягин — весь его гонор ветром сдуло. — То есть я знаю, что парня задержали. Но он — совершенно пустое место. Влад…

— Попрошу без кличек! — резко перебил Мирон — тучный и лысый, багровея макушкой, значит, был очень сердит.

— Слушаюсь. Ответственный заявляет категорически, что у того нет ни малейших данных. Фамилии и адреса у них не приняты, а клички…

— Ты так уверен, — кивнул Мирон и уставился «проницательным», в его понимании, взглядом на помощника. — А то, что тот бык преспокойно сдал своих товарищей вместе с этим твоим ответственным, об этом тебе известно? Губернатору известно! — уже загрохотал депутат. — Машовец все знает! Ты что творишь? Совсем разучился работать?! Так ступай на пенсию!..

Денягин растерянно молчал. Видимо, его несчастный вид если не разжалобил, то немного хотя бы утишил ярость шефа, и депутат, подвигав по пустому полированному столу расставленными в стороны пальцами, как крупными клешнями, еще раз уничтожающим взглядом уставился на помощника и приказал:

— Убери их… С глаз долой!

— Всех? — даже вздрогнул Денягин.

— Засвеченных! Муд… ррр… — и грозно пробурчал что-то нечленораздельное.

— Совсем? — осторожно спросил помощник.

— Как хочешь. Головой ответишь… Что у тебя по той общаге?

— Практически все будет готово, только…

— Можешь накрыться медным тазом, — злорадно произнес депутат. — Тот москвич уже подробно расписал Ваньке всю твою диспозицию. Вот так, блин, работать надо! В присутствии Самого и Машовца — вот как тебе такое понравится, а?

— Так это… Мирон Сидорович, может нам москвича… ну… немного?..

— Да, Васька, — разочарованно протянул депутат, — совсем ты плохой становишься. Вовсе разучился мышей ловить. Сплошные проколы! Негр этот московский… Спортсмен, на хрен он кому сдался… Бомжиха какая-то… И теперь с общагой — полный уже крандец!.. Слушай… а зачем я тебя держу? Для проформы, что ли? Пользы от тебя — никакой. Деньги тратишь… — Он резко ткнул пальцем в помощника: — Отчет — на стол! И ступай отсюда. Помни, что сказал, я два раза не повторяю. И к быку своему не лезь, там только тебя и ждут сейчас. Исполняй!