Дариус Дорван. Наемник - Владимир Корн

И действительно, Дариус не успел еще заскучать, как уже держал в руке еще теплый предмет, больше всего похожий на скобу, если бы не три витка, роднившие его еще с пружиной.

— Сколько я тебе должен? — осведомился он, попробовав сжать и подумав: не туговато ли будет Галугу?

— Нисколько, — ответил кузнец, вытирая руки куском ветоши и поглядывая в угол кузни, где лежали сваленные в кучу несколько гвизарм варисургов. Видимо, ему не терпелось пустить их в дело.

— Заходи, если что-то еще понадобится, — добавил он уже вслед уходящему Дариусу.

Галуга Дариус нашел на берегу озера, недалеко от кузни.

— Держи, — протянул Дариус пружину не пружину, скобу не скобу.

Лучник взял необычный предмет в руки и с недоумением спросил:

— Что это?

— Твое спасение от дурного настроения, — улыбнулся Дариус. Последние дни Галуг действительно ходил хмурым, и понятно с чего. — Тебе лекарь Сол посоветовал же руку разрабатывать, так вот, это то, что тебе нужно. И не бойся боли, — вспомнил он слова своего случайного собеседника, едва не оставшегося калекой.

Существовало и одно незаконченное дело, но, когда Дариус повстречался со старостой Лиденом, тот поприветствовал его и завел разговор о погоде, сулившей в скором времени проливные затяжные дожди, — все приметы сходятся.

«Вот и ладно, — подумал Дариус. — Наверное, все решилось само собой. Или же тот человек погиб, или что-то изменилось. А может, Лидену теперь неудобно просить, после смерти Тацира».

Тацира похоронили на местном погосте, разросшемся в несколько раз после ночного визита жрецов бога смерти. Наемники стояли у подножия могилы, у поставленного в изголовье камня, и Дариус рассказывал подробности гибели Тацира, поведанные ему Эликой. Потом Бист шепотом прочел какую-то молитву на своем родном языке, после чего трижды тряхнул рукой, как будто бы что-то сыпал на могилу.

А сам Дариус вспомнил вечно уставшие глаза матери Тацира, худой, рано состарившейся женщины. Как она переживет смерть единственного сына?

В последний день перед расставанием Дариус не разлучался с Эликой ни на мгновение. И уже на исходе ночи, когда они без сил лежали, тесно обнявшись, Дорван наконец решился на разговор, все время откладываемый им из-за опасения услышать отказ.

— Элика, — осторожно начал он, бережно убирая локоны с ее лица, — ты будешь меня ждать?

Девушка поцеловала его, затем спросила сама:

— А ты вернешься?

— Конечно, вернусь. Вернусь, как только смогу. — Затем, помедлив, спросил самое важное: — А ты пойдешь со мной, если я тебя позову?

— Глупый. — Элика погладила его по щеке. — Я пойду за тобой, куда угодно. Захочешь — мы останемся здесь, решишь по-другому — только позови за собой, милый. Мне все равно, только бы вместе.

«Ну вот, — подумал Дариус, — стоило ли себя так мучить все эти дни? Ведь это так просто — спросить и услышать тот ответ, который и хочется услышать».

— Я очень боялась, что ты меня так и не спросишь, — неожиданно сказала Элика. — Что ты уйдешь, и все закончится.

Затем девушка приподнялась над ним, заглядывая ему в глаза:

— Но ты же вернешься, правда?

И столько в ее голосе было надежды, что сердце Дариуса переполнилось нежностью. И еще гордостью, что для такой девушки, как Элика, он очень важен.

— Обязательно вернусь, милая.

Некоторое время они лежали молча, затем она поинтересовалась:

— О чем ты думаешь?

И Дариус ответил честно:

— Я мечтаю о том, как познакомлю тебя с матушкой Грейсиль, она мне вместо матери.

Элика улыбнулась:

— Я буду тебе хорошей женой, Дариус. Верной, нежной, ласковой, такой, какой ты захочешь. Тебе даже бить меня не придется.

Тут она не выдержала и прыснула от смеха.

— Только ты тут смотри у меня. — Голос Дариуса приобрел интонации строгого собственника. — Чтобы ни с кем!.. И чтобы даже в мыслях не было!

— Ну вот!.. — Элика сделала вид, что крайне огорчена. — Что, совсем-совсем ни с кем? Даже с хромым Лиденом?

И, не выдержав, рассмеялась, нежно проведя ладонью по его лицу:

— Глупый ты, Дариус. Нашел, о чем говорить. — Затем вдруг погрустнела: — Скажи, Дариус, а там, в большом мире, много красивых девушек?

— Много, очень много, — легко согласился он. Затем, чувствуя, как напряглось ее тело, добавил: — Но ни одна из них не может сравниться с тобой. Ни одна. И никогда уже не сможет.

И девушка счастливо прижалась лицом к его груди.

Элика стояла, провожая взглядом Дариуса и его людей. Стояла и загадывала: если он оглянется, то все у них будет хорошо. А он уходил все дальше и дальше своей легкой походкой, из-за которой она вначале и обратила на него внимание. И не оборачивался. Элика все ждала, прижав сцепленные кисти рук к груди. И тогда, когда Дариус вот-вот должен был скрыться, спустившись с пригорка, он обернулся и помахал рукой.

Помахал конечно же именно ей, пусть и лоринтцы, вышедшие их провожать, стояли рядом и тоже глядели им вслед.

Затем Дариус исчез из виду. Элика вздохнула, крепко сжала губы, удерживая внезапно подступившие слезы, и пошла домой. Дома ей предстоит разговор с матерью, очень тяжелый разговор. Последние три дня мать с укоризной глядела на Элику, но молчала. Только ведь и молчание у нее очень тяжелое. А сейчас, когда она вернется, мать выскажет ей все. Что порядочные девушки так себя не ведут. Что нельзя терять голову из-за каждого понравившегося мужчины, каким бы привлекательным он ей ни показался. Что не для этого она ее растила, и еще много всего такого, чтобы заставить ее раскаяться в своем поступке.

Элика упрямо вскинула голову. Пусть мать говорит все, что угодно, но она не станет жалеть ни о чем. Потому что Дариус — он не каждый, и кому уж как не ей, Элике, об этом знать. И еще — он обещал вернуться, и она ему верит.

Несколько дней пути напрямик, через густые леса, едва заметными тропами, и вот он — широкий, наезженный торговый путь в Фагос. И до самого Фагоса рукой подать, стоит только спуститься с перевала — и все, начинаются земли королевства.

Староста Лиден рассказывал, что есть и другая дорога, более удобная, пусть и непроходимая для повозок. Как оказалось, о существовании Лоринта знают, но знают только те, кому выгодно держать язык за зубами. Не может деревня обойтись без некоторых товаров, без соли, например, отрезов ткани, ну и многого чего еще. Но и оплачивает сполна — мехом. Достойно так оплачивает, чтобы торговцам даже в голову не пришло рассказывать о том, что где-то там, в лесах, существует селение, никому не принадлежащее. Но, посовещавшись с Торианом и Бистом, Дариус и принял решение двигаться напрямик, чтобы не делать крюк, ведь они и так уже безнадежно опаздывали.