Украсть богача - Рахул Райна

Дели миллионов десять. Конечно, соблазнительно взять кроссовер, но даже в самую трудную минуту нельзя забывать, кто ты и откуда. Не судьба мне сесть за руль джипа. Не тем я родился.

Руди швырнул Абхи в кузов, залез следом за ним. Я прыгнул за руль.

Я подумал, не подойти ли к Пратапу и не врезать ли ему хорошенько, может, еще и сказать, как в кино: «Когда ты сдохнешь, я приду поссать на твою могилу», что-нибудь в таком духе, но отказался от этой идеи. Вдруг у него где-нибудь припрятан другой нож; вот так полезешь в герои, а окажешься на том свете.

– Если вы обратитесь в полицию, – крикнул я в окно, просто чтобы они понимали, что к чему – в конце концов, я искренне убежден, что в делах не должно быть недоговоренностей, – мы вашему красавчику врежем. Еще раз. Но уже по лицу. И никакого ему телевидения!

Я повернул ключ в замке зажигания, и мы рванули с места. Я со скрипом переключил скорость. Я много лет ездил на мопеде, там тоже приходилось управлять сцеплением, а я способный.

– Этот мудак не сдастся, – заметил я. Машину подбрасывало на могилах сельчан и руслах пересохших ручьев. – Пратап. Он либо убьет нас, либо сдохнет, пытаясь. Знаю я таких.

– Делать нечего, – крикнул в ответ Руди. – Давай доедем до студии, расскажем, что случилось, напишем заявление в полицию…

– Да не поможет нам полиция, Руди. Ты правда думаешь, что Оберой тебе поможет? Наверняка он тебя продинамит. А отец Абхи, кто бы он ни был, богат и у него точно есть связи в полиции – эй, парень, как фамилия твоего отца? Говори, или палец отрежу! – Я рассмеялся. Даже захохотал. Руку дергало. Я едва не слетел с дороги.

Руди уставился на меня как на сумасшедшего.

– Нет, – продолжал я, успокоившись, – у меня есть знакомые. Сначала пойдем к ним. А потом уже на студию и к Оберою. – Или Прии, подумал я. Мне хотелось сейчас же броситься к ней, взять свои деньги и уехать, уехать далеко, туда, где бывают рождественские мессы и едят печеные каштаны прямо из жаровни, где родители перед сном приносят детям горячее какао. Но я не имел права впутывать ее в свои дела.

Да и с Руди я не мог так поступить.

Не мог я его тут бросить. Я вдруг понял, что мне нравится этот маленький лунд.

Я держал руль большим пальцем, чтобы рана не ныла от тряски. И ругался не переставая – на боль, на дорогу, на крестьян с коровами, на все подряд.

Я ехал по жопе мира под названием Уттар-Прадеш, родине половины убийц, насильников, долбоебов и ведущих телевикторин. Наконец вырулил на шоссе. «Дели – 70 миль». Я несся так, что, должно быть, поставил мировой рекорд скорости.

Хотите узнать, каков человек на самом деле? Посмотрите, как он ведет машину. Как реагирует на тех, кто его подрезает и нарушает правила. Посмотрите, не гонит ли он, смотрит ли в зеркала.

В тот день водители на шоссе Дели – Агра, должно быть, думали, что рядом с ними едет безумец.

Одиннадцать

Мы приехали на мою старую съемную квартиру. Я остановил «Марути» у дома, огляделся, не покажется ли кто из знакомых. Одни мужчины, всегда мужчины, валяют дурака, занимаются кто чем, смотрят ролики на Ютьюбе, едят, плюют, на тебя не глядят. Прежний квартал мой расположен очень удачно между богатыми и бедными районами: здесь никому не задают вопросов и не суют нос куда не следует. Любопытничают и лезут не в свое дело обычно те, у кого уйма денег, или те, у кого их нет вовсе.

– Ну что, парень, будешь нам помогать? – спросил я нашего царевича, хотя ответ и так был очевиден. Абхи смотрел на меня тепло и невинно – ни дать ни взять теленок Кришны. Он кивнул, и во взгляде его вновь мелькнула ненависть.

– Да уж, лучше не сопротивляйся, – добавил Руди. Вылитый Арнольд Шварценеггер, только толще и снисходительнее. Парень снова кивнул, нахмурился и отвернулся. Он нас ненавидел. Ненавидел так сильно, будто проиграл нам в крикет. Надо будет поговорить с Руди.

– О’кей, – я открыл дверь фургона, убедился, что поблизости никого – со мной ведь телезвезда! – По моей команде. Вперед!

Едва улица опустела, мы забежали в подъезд. Проволокли Абхи по темной лестнице, мимо квартир бухгалтеров, готовых из-за депрессии наложить на себя руки, сотрудников управления газовой промышленности и городского планирования, мечтающих убить коллег, которые воруют у них обеды.

Мы ввалились в мою однокомнатную квартиру. Я увидел ее словно впервые. Старая кровать, письменный стол, компьютер – моя жизнь до Руди. Все казалось таким маленьким, жалким.

У меня скопилась стопка макулатуры размером со слоновью лепешку: счета, рекламные проспекты астрологов и сайтов брачных объявлений, – и я отшвырнул ее ногой, как дети – кошку. Я толкнул парнишку на кровать. Взял биту, поцеловал ее. Спасибо тебе, Дравид! Спасибо, Тендулкар! Впервые в жизни крикет вызвал у меня теплые чувства.

– Пару часов посидим здесь, – сказал я, хотя это и так было очевидно. Но именно это говорят в подобных случаях кинозвезды. А поскольку учили меня в основном фильмы и монахини, неудивительно, что я стал тем, кем стал.

Видок у меня, наверное, был дикий. Мокрые от пота волосы стоят дыбом: можно подумать, меня похитили. Погодите, меня же реально похитили. Я оглянулся на Абхи.

– Не бойся, малыш, скоро вернешься к папочке, и будете вместе праздновать Дивали, редактировать видеоролики и отрезать руки. Не обижайся на нас, угу?

– Да пошел ты, – ответил он. Сопли капали ему на футболку.

– Что мы тебе сделали? – спросил Руди, хотя, как по мне, и так все ясно.

– Вы мне всю жизнь испортили. Вы вообще все испортили, – ответил Абхи. – Теперь все надо мной смеются.

Он произнес это с такой яростью, что Руди промолчал; вся его кинобравада испарилась.

– И отец тоже надо мной смеется, – добавил Абхи.

Мы с Руди переглянулись.

Отцы, а?

– Нам очень жаль, – мягко произнес я. – Правда, Руди? Мы обязательно все исправим. Мы вернем тебя отцу. Мы загладим свою вину. Мы тогда перегнули палку, правда, Руди?

– Да, – сказал Руди, поморщился и как-то странно посмотрел на Абхи. И я вдруг догадался, что Руди его жалеет. Растет парень. Совсем взрослый стал. Правильно говорят: нет худа без добра.

– Идите вы оба в жопу, – сказал Абхи.

– Мы понимаем твои чувства, – ответил я. – Но нам нужно кое-что знать. Мы можем устроить так, что ничья драгоценная семейная честь не пострадает. И ты