Война и причиндалы дона Эммануэля - Луи де Берньер

На вторую ночь в лагере удвоили часовых, а Педро изготовил чучело солдата и, пошептав заклинания, вбил ему гвозди в глазницы и между ног. Оставив чучело в центре лагеря, он вернулся к Хекторо. Они дождались, когда часовой уснет, и Педро его задушил. Он отказался выкалывать глаза, отрезать и заталкивать в рот убитому член. «Неохота мне», – заявил он; все сделал Хекторо. Утром лагерь охватила паника, солдаты крестились, размахивали руками и твердили офицерам, что не могут воевать с колдунами, а те отвечали:

– Никакого колдовства не существует. Не будьте суеверными, мы имеем дело с террористами.

На следующую ночь Хекторо с Педро увидели, как четверо солдат тайком сбегают. Одного они поймали, и Педро заставил его выпить снадобье, от которого солдат на две недели обезумел. Они втолкнули служивого обратно в лагерь и понаблюдали, как он, спотыкаясь и бормоча что-то о призраках и духах, бродит и опрокидывает палатки. Лагерь пришел в движение, возникла суматоха, поднялся крик.

Следующие две ночи Педро и Хекторо ничего не предпринимали, но видели, как сбежали еще шесть солдат. Никто не знал, дезертировали они или похищены силами тьмы, но в лагере всех до единого от страха лихорадило.

На шестую ночь Хекторо с Педро отправились к большому пруду в имении дона Эммануэля и поймали каймана. Огромный зверь сопротивлялся, яростно хлеща хвостом, пока Педро палкой не заклинил ему челюсти и не завязал глаза. Каймана оглушили крепким ударом между глаз и потащили в лагерь. Педро с Хекторо дождались, когда часовой уснул, а из одной палатки сбежали два солдата, и втащили туда каймана и дохлую крысу. В горловину одного спального мешка сунули крысу, а в другой запихнули каймана, крепко застегнув «молнию», чтоб не выполз. Утром палатка заходила ходуном – кайман рвался на свободу, – а по лагерю носился побелевший солдат и пронзительно орал: «Суарес превратился в крокодила! Он стал крокодилом!» Пришел Фигерас, остановился в ногах извивающегося спальника, но проворно отпрыгнул, увидев, что внутри действительно разъяренное чудище. Тут заточенной твари удалось прорвать застежку, и она, злобно щелкая пастью, быстро поползла из лагеря. Солдаты кинулись врассыпную и издали смотрели, как зверюга ныряет в Мулу. Фигерас приказал молоденькому рядовому осмотреть палатку. Оробевший юноша, по виду совсем еще подросток, перекрестился и заглянул в палатку. Ничего не увидев, он осмелел и забрался внутрь. Затем быстро выполз задом и встал по стойке «смирно». Губы у него тряслись, когда он докладывал Фигерасу:

– Господин полковник, второй превратился в крысу. Он мертв, господин полковник!

Еще неделю Хекторо и Педро вообще ничего не делали. Днем они были очень заняты – трудились с Серхио и учителем Луисом и всё что-то собирали, шаря по темным углам. Они понимали, что в напряжении страх растет, и знали, что больные и запуганные солдаты по-прежнему сбегают по ночам.

И вот они с тремя мешками пришли к лагерю; Хекторо разглядывал пыльные буруны, почесывал бороду и радовался, что кровь у него чиста. На лагерь опустилась ночь, все отошли ко сну, за исключением часовых, которые испуганно сбились в кучу вместо того, чтобы расположиться по периметру бивуака. Всех тварей Педро парализовал заклинаниями и особым дымом.

Педро с Хекторо бесшумно двигались между палаток, и Хекторо в аккуратно выстроенные перед входом сапоги раскладывал громадных тарантулов. Тарантулы не ядовиты, хотя все думают иначе. Педро скользил невидимкой и осторожно запускал в каждую палатку по королевскому аспиду. Эти змеи, почуяв опасность, нападают мгновенно, и человек за сутки умирает от укуса. Снулые змеи не почуют опасности до утра; пока, свернувшись кольцами, они безмятежно затихли среди спящих солдат.

Мешок с гадюками Хекторо и Педро ополовинили в нужнике, а остаток выпустили в палатку с провизией.

Весь поселок безудержно хохотал над результатами этого мероприятия, хотя Педро и Хекторо не смогли рассказать связно, поскольку их самих корчило от смеха. Потом еще долго люди взглядывали друг на друга и вдруг без видимой причины начинали покатываться со смеху. Если они при этом пили кофе, то обдавали друг друга фонтаном изо рта, а если жевали – оплевывали непрожеванными кусками. Долорес чуть не задохнулась, подавившись бананом, и ее спас Хосе: он со всей силы шарахнул ей под ребра, и кусочек вылетел.

Военные ушли в тот же день, потерпев поражение от врага, которого ни разу не видели и не могли постичь. Они встали лагерем в тридцати милях от поселка, спокойно провели ночь и благодарно жили на новом месте До тех пор, пока однажды утром Фигерас не выбрался из палатки и, спотыкаясь и пошатываясь, не отправился в нужник. Повозившись с пуговицами, он выпростал член. Уставившись в одну точку, Фигерас старался расслабиться и помочиться, но тут заметил на самой головке красную язвочку, из которой сочилась блестящая жидкость. Сердце ухнуло, Фигерас вгляделся пристальнее.

– Ни хрена себе, – проговорил он. Попытался отлить, но понял, что не может. Фигерас натужился, но лишь капля желтого гноя выдавилась и шлепнулась в цинковое ведро. Нагнувшись, он осмотрел ее и со вздохом выпрямился. – Вот же тварь, – пробормотал Фигерас. Он снова попытался расслабиться, и моча потекла тоненькой струйкой. Лицо Фигераса изобразило ошеломленное удивление, затем исказилось мукой, а в конце – отчаянием. Ему нужно было помочиться, но в уретре пылал пожар. Мочиться – жгло, и не мочиться – жгло. Он выбрал второе и с полчаса пересиливал жжение, а затем сдался пред болезненно раздутым пузырем. В тот день, а также в последующие дни Фигерас, его офицеры и американский советник на себе испытали, каково мочиться битым стеклом.

Фигерас отправил отряд арестовать Фелисидад.

– По обвинению в чем? – спросил капрал.

Фигерас не мог придумать никакого преступления.

Он поскреб голову, прищурился на солнце. Наконец проговорил, не подозревая, насколько близок к истине:

– Арестуйте ее по обвинению в саботаже.

Но Фелисидад не обнаружили. Она прошла курс лечения в Чиригуане и отдыхала в имении дона Эммануэля. Тот отдал ей вторую половину гонорара в две тысячи песо.

– Теперь я очень богатая, – радостно объявила Фелисидад.

– Очень богатая? – переспросил дон Эммануэль.

– Конечно. Вы же не думаете, что я давала им за так, правда?

– Ах ты, чертовка! – воскликнул дон Эммануэль.

– Вовсе нет. – Фелисидад обиженно надула губки. – Я эти деньги заработала. Я очень хорошая шлюха.

– Да, Хекторо то же самое говорит, – ответил дон Эммануэль. – А я вот до сих пор не знаю, так ли оно на самом деле.

Фелисидад рассмеялась и потерла друг о друга большой и указательный пальцы: мол, а денежка?

– Через три месяца, – сказала она, – когда кровь очистится, я вам дам попробовать моей сладенькой. И если… – Фелисидад заговорщически к нему склонилась, – …мне очень понравится, я, может, и денег с вас не возьму.

Дон Эммануэль чмокнул ее в лоб и отправился клеймить бычков.

Фелисидад принимали как дорогую гостью в каждом доме поселка по очереди, хотя толком никто не узнал, насколько результативной оказалась ее работа. Педро и Хекторо тоже оказали прием, достойный героев; ни тот, ни другой не привыкли к такой экспансивности и переносили ее с трудом. В конце концов, Педро был охотником-одиночкой, а Хекторо – заносчивым гордецом, и оба старались не высовываться.