История Португалии - Жозе Эрману Сарайва

В 1534 г. Жуан III разделил всю территорию Бразилии на наследственные капитанства, которые он пожаловал представителям низшей знати. «Жалованные капитаны» должны были обеспечивать за свой счет заселение и освоение территории капитанств. В отдельных случаях, как, например, в Сан-Висенти на юге и в Пернамбуку на севере, капитанства процветали, но, как правило, отсутствие экономических возможностей у капитанов и агрессивное отношение местных жителей затрудняли колонизацию. Так или иначе, уже к 1548 г. вдоль побережья существовало шестнадцать португальских поселений, живших за счет торговли с Португалией, куда они продавали кроме продуктов леса сахар, хлопок и табак.

Растущее экономическое значение территории вызвало в 1548 г. создание единого генерал-губернаторства. Первый губернатор Бразилии Томе ди Соуза отправился туда в сопровождении почти тысячи поселенцев. С ним ехали также первые иезуиты, среди них Мануэл да Нобрега, в дальнейшем развивший бурную деятельность по цивилизации индейцев. Именно Нобрега, стремившийся поселиться как можно ближе к местам проживания местного населения, с которым он хотел вступить в контакт, основал Коллегию Святого Павла в деревне Пиратининга. Отсюда возникло название будущего города. В то же время Томе ди Соуза установил центр генерал-губернаторства севернее, в Сан-Салвадоре, который стал быстро развиваться.

Развитие португальской Бразилии пошло с тех пор быстрыми темпами. Многие евреи, стремясь избежать преследований, которым они подвергались в Португалии, приезжали и обосновывались в Бразилии. В подавляющее большинстве мигранты не брали с собой жен в это путешествие, из которого они, как правило, не возвращались. Они сходились с местными женщинами, давая начало смешанной расе, так называемым мамелюкам, которые способствовали распространению португальского влияния. В 1583 г. постоянное белое население насчитывало 25 000 человек. Производство сахара успешно развивалось благодаря теплому и влажному климату. Столетие спустя после устройства первого энженью производство сахара составляло около двух миллионов арроб в год. Хозяева энженью установили прямые сношения с гвинейским побережьем и приобрели там большое количество рабов, которые работали на плантациях и на производстве сахара.

В 1584 г. священник-иезуит Фернан Кардин посетил заведения Ордена в Бразилии и описал общество Пернамбуку в следующих выражениях: «Народ этой земли — почтенный [богатый], есть состояния весьма крупные, по 40, 50, 80 тысяч крузаду [в то время слуга в богатом доме получал в год четыре крузаду, не считая одежды]. Некоторые много должны, из-за тех больших потерь, что они несут от работорговли в Гвинее, так как у них умирает много рабов, и от излишеств и больших расходов, к которым они привычны. Одеваются они, и жен, и детей одевают в бархат, в дамасский и прочий шелк. Женщины очень красивые сеньоры и не очень набожны, не ходят к мессе, молебнам и исповеди и пр. Мужчины так любят пышность, что покупают скакунов по 200 и 300 крузаду, и у иных есть по три и четыре породистых лошади. Когда выходила замуж почтенная девушка за одного вианца [человек, приехавший из Вианы, то есть уроженец Минью, севший на корабль в этом порту], которые всего влиятельнее в этой земле, все родные и друзья оделись одни в алый бархат, другие в зеленый и в дамасский и другой шелк разных цветов, а флажки и седла были из того же шелка, в который они были одеты. В тот день был бой быков и различные игры, и все пошли посетить коллегию, чтобы отец-смотритель их увидел. И по этому празднику можно увидеть, что и в прочих случаях делают, кои многочисленны и весьма обычны.

Они особенно любят пиры, когда в один день обедают вместе десять или двенадцать человек на одном энженью, затем на другом; и так они растрачивают, что имеют и выпивают каждый год на 50 000 крузаду португальских вин, а в иные годы и на 80 000. В общем, в Пернамбуку больше суетности, чем в Лиссабоне! Вианцы — хозяева Пернамбуку, и если происходит какое-либо на них покушение, то вместо "людей короля", как принято, зовут на помощь "людей из Вианы"».

В то время как торговля с Индией шла к упадку, Бразилия незаметно развивалась. В отличие от Индии в Бразилии португальцы не нашли никакой сложившейся экономики, продукцию которой они могли бы просто прибрать к рукам. Даже для использования уже существующих природных богатств надо было наладить какую-то систему. Для экспорта пау-бразил нужно было наладить хотя бы примитивные работы (рубка леса во внутренних районах, доставка его к побережью, хранение и защита о пиратов, погрузка на корабли, ежегодно отправлявшиеся в Португалию). Но особенно цикл производства сахара сделал из поселенца предпринимателя и производителя. Энженью, средоточие хозяйственной, семейной и общественной жизни, прочно привязало его к земле, которую он начал считать своей второй родиной, чего никогда не случалось на Востоке, куда португалец отправлялся, чтобы как можно скорее вернуться богатым. Это привело к тому, что в Бразилии португальское этническое меньшинство наложило отпечаток на местное население: бразилец вышел из леса и вступил в цивилизованную жизнь, ориентируясь на те образцы, которые ему давал португалец.

Величие мануэловской Португалии потребовало цены, которая, как вскоре не замедлило выясниться, превышала доходы от империи. Словосочетание «дым Индии», использовавшееся уже в XVI в., выражало весь иллюзорный характер благополучия, основанного на восточной монополии. Чтение «Азиатских декад» Жуана ди Барруша или «Легенд об Индии» Гашпара Корреи — лучший способ составить впечатление о том, что представляло собой португальское владычество на Востоке, и о тех колоссальных военных усилиях, которых оно требовало. Великие победы, как, например, во время осад Диу, чередовались с поражениями — истреблением португальских гарнизонов, поджогами факторий, потерей кораблей в борьбе, охватывавшей огромный регион. Первоначальный успех в этой борьбе был всегда началом продолжительных войн, для которых никогда не хватало свежих сил. Это более века постоянной войны на суше и на море, войны, которая велась в Африке и на Востоке, но оплачивалась в Лиссабоне.

Первые признаки кризиса проявились еще в правление Мануэла I, в 1515 г. После захвата Азамора (Аземмура) король решил расширить португальские плацдармы на марокканском побережье, возможно, ввиду планов захвата Феса. Это государство контролировало богатый аграрный регион и представляло растущую угрозу португальскому присутствию на севере Африки. В 1515 г. из устья Тежу отправилась эскадра с большим количеством людей на борту, задачей которых было строительство крепостей в Маморе и Анафэ (около современного города Касабланка). Но мавры совершили нападение, и катастрофа была ужасна: четыре тысячи человек, сто кораблей, вся артиллерия были потеряны, поселенцы взяты в плен и проданы в рабство. Ни одна другая экспедиция не обошлась Португалии так дорого. Король незамедлительно начал готовиться к реваншу: была объявлена новая экспедиция и даже назначен капитан. Однако не нашлось ни людей, ни денег на оружие и корабли. С этим эпизодом связана постановка при дворе ауту (пьесы) Жила Висенти «Призыв к войне». Это драматическое обращение короля к частным лицам с просьбой о помощи: украшения и драгоценности, церковные чаши и кресты нужны для финансирования африканской войны. Призыв оказался тщетным. Экспедиция так и не состоялась, и трагедия Маморы представляет собой эпилог первого этапа португальской экспансии в Северной Африке, начатой ровно за сто лет до этого взятием Сеуты.